Как я стал беженцем в Украине
Меня зовут Ян-Христиан. Мне 15 лет. Я беларус. Этот новый год я буду встречать без друзей и без мамы. Потому что теперь я беженец в Украине. Государство пережевало меня и выплюнуло. Оно не любит моего неправильного папу и меня, неправильного, тоже не любит.
В 2013-2014 годах я учился в шестом классе. Мой папа ездил корреспондентом сначала на Майдан, потом на Донбасс. Я знал от него о том, что происходит в Украине. Спорил с учителями и одноклассниками. Моя классная, учитель беларуского языка, надменная девушка двадцати восьми лет, кричала мне, что плохая оппозиция убивает мирных жителей, и что Крым — исконно российская территория.
Мне тогда трудно было аргументированно что-то доказывать, этим пользовались учителя, они говорили маме: «Он у вас сам не понимает, что говорит, а лезет спорить!» При этом они просто повторяли то, что слышали на российских каналах.
Одноклассники, причём не в шутку, совершенно серьёзно, троллили меня: «Эй, бандеровец, едь к своим укрофашистам детей распинать!»
Ещё раньше, в пятом классе, мы заспорили с одноклассником про Сталина. Я ему про ужасные репрессии, а он про то, что «мы при нём войну выиграли». В наш спор вмешалась учительница ЧиМ (предмет «Человек и Мир»). Она доказывала, что у Сталина была куча плюсов: и деньги справедливо распределялись, и заводы строились, и да, войну выиграли.
За такие споры меня считали неблагонадёжным и дерзким. Мол, подрываю авторитет учителей, разваливаю дисциплину в классе. В итоге попросили забрать отсюда документы.
В другой школе у меня возник конфликт с учителем истории и труда. Из-за расизма. Цитирую его слова: «Я расист и гомофоб и не стыжусь этого. Лучше быть расистом и гомофобом, чем педиком и негром. А ты мал и глуп». Я пожаловался папе, он обещал поговорить с учителем. Но историк нелепо погиб, свалившись в смотровую яму у себя в гараже, когда ремонтировал машину. На меня начали косо посматривать.
Весной 2017 года в Беларуси начались протесты. Одна волна против т.н. «налога на тунеядцев» и другая — против застройки в Курапатах, на месте захоронений расстрелянных в сталинские времена. Хотя в этой школе я и учился хорошо, и спортом начал заниматься, и участвовал в «общественной жизни класса», внезапно меня вызвали на совет профилактики. Это серьёзное мероприятие, с участием всей администрации школы, классного руководителя, социального педагога и др.
После трёх таких советов семье могут поставить СОП (социально опасное положение), из-за которого ребёнка заберут в детдом. Формальной причиной было наличие у меня электронной сигареты. Но про неё на совете говорили от силы минут 10, а потом началось: «Это правда, что твой папа водил тебя и твоих друзей на митинги?» А мы действительно вместе с папой ходили в Куропаты, потом я и сам туда ходил с друзьями. Только нас прогнали оттуда какие-то «товарищи в штатском». На совете меня попросили выйти, а маме стали рассказывать, что им поступил звонок, якобы я состою в группе «Синий кит»[1] [2] и выполняю «задания кураторов».
Вскоре созвали ещё один совет профилактики. Как оказалось, из-за видео полугодовой давности, где мы с друзьями дурачимся. Грозились поставить на учёт в милицию за то, что мы ругались матом. Я закрыл доступ к видео, тогда на совет вызвали нескольких моих друзей, уговаривали их «скинуть видео в личные сообщения социальному педагогу».
Летом я встречался с одной девочкой. Она присылала мне фотки топлесс в личку. Но, как оказалось, не только мне, но и своим подругам и другим мальчикам почему-то тоже. Осенью, в новом учебном году, социальные педагоги отвели меня в кабинет директора, заставили ввести логин и пароль в ВК, беспардонно читали мою переписку. Сказали, что фото девочки «гуляет по всей школе». У моих одноклассников стали выяснять, пересылал ли я им эти фото, показывал ли. Стали грозиться, что на меня заведут дело за «распространение порнографии».
Двадцать третьего ноября у меня день рождения. За две недели мы скидывались с друзьями, сначала думали снимать квартиру, но потом решили, что отметим у меня дома. С друзьями и моим папой. Обсуждали всё в соцсетях.
Не посидели мы и двух часов, как в квартиру позвонили. Милиция. Открыл папа.
Милиционер: Что здесь происходит?
Папа: Сын празднует день рождения с друзьями.
Милиционер: А покажите ваши документы.
Папа разворачивается и идёт в квартиру, чтобы принести паспорт, милиционер его отталкивает, забегает внутрь с двумя людьми в штатском и начинает снимать всех на телефон. Папа просит его покинуть помещение и прекратить съёмку, потому что по закону они не имеют на это права. Дотрагивается до его рукава, прося выйти. И тут же милиционер начинает орать, что на него совершено нападение, ему разбили телефон.
В квартире появляются ещё двое ментов, пытаются скрутить моего папу. Я бросаюсь на помощь отцу и деликатно интересуюсь у ментов: «Какого хрена вы бьёте моего папу?!» Меня тоже начинают крутить, валят на пол, заковывают руки в наручники за спиной. В квартиру врывается группа захвата, в касках и брониках: лежать — бояться, и всё такое.
Ребята, которые были на улице, рассказали, что к подъезду приехало пять машин. Из квартиры всех вывели, папу вообще как смертника, остался только я один с ментами. Меня снимали на камеру и унижали: «малолетний опп», «чёлка как у педика» и т.п. На допрос в отделение меня повезли среди ночи, назад домой я вернулся только в половине пятого утра.
Утром я узнаю, что двое моих друзей выпрыгнули из окна, испугавшись группы захвата. Одному это удалось, он добежал до ближайшего подъезда, там переночевал, вернулся домой и вызвал туда скорую — перелом ноги.
Другому парню повезло меньше — он сломал позвоночник. Его в больнице пытались раскрутить на показания против нас с папой, а когда он отказался, влепили штраф $600 за «спаивание несовершеннолетних», так как ему уже восемнадцать. Из-за травмы ему ещё три месяца нельзя сидеть. И уж работать тем более.
В школе созвали ещё один совет профилактики. Родителям грозили, что поставят семью на СОП, заберут меня. Ко мне в школу приходили менты, меня пытались раскрутить на показания против папы. Я отказался.
Шестого декабря меня вызвали с мамой в Следственный комитет. Я не пошёл, а мама узнала, что на папу заведено дело о нападении на милиционера, а в отношении меня ведутся две проверки: тоже о нападении на милиционера и… о распространении порнографии.
Я понял, что в этом государстве для меня просто нет будущего. И принял решение бежать вместе с папой в страну, которой нас в школах пугали учителя, когда предупреждали не участвовать в митингах. Чтобы «не было, как на Украине».
Мне очень обидно и больно расставаться со своими друзьями, родными, знакомой жизнью. Но я больше не хочу испытывать этот липкий страх. Не хочу видеть всех этих людей, которые, прикрываясь заботой обо мне, чуть меня не растоптали. Не хочу идиотских придирок и оскорблений. Не хочу рассказов о «хорошем Сталине». Я хочу свободы.
Поддержать редакцию:
- UAH: «ПриватБанк», 5168 7422 0198 6621, Кутний С.
- SKRILL.COM: [email protected]
- BTC: 1D7dnTh5v7FzToVTjb9nyF4c4s41FoHcsz
- ETH: 0xacC5418d564CF3A5E8793A445B281B5e3476c3f0
- DASH: XtiKPjGeMPf9d1Gw99JY23czRYqBDN4Q69
- LTC: LNZickqsM27JJkk7LNvr2HPMdpmd1noFxS