Найти Крым в себе

Я садился читать новую книгу киевской журналистки Натальи Гуменюк, посвященную реалиям жизни в оккупированном Крыму, с тяжелым сердцем. «Загублений острів», выпущенный в этом году «Видавництвом Старого Лева», представляет собой сборник репортажей, над которыми авторка работала с 16 марта 2014 г., дня фейкового «референдума» о присоединении «республики» к России. Для тех, кто шесть лет назад переживал опыт страха, беспомощности и разочарования, наблюдая за тем, как «русский мир» пожирает маленький уютный полуостров, вспоминать об этом — почти физически больно. Примерно как о жестокой болезни любимого человека, которая привела его к коме. 

Книга говорит голосами крымчан разных взглядов, оставшихся жить на полуострове. Эта аналогия прорывается в прямой речи некоторых из них. Ловлю себя на мысли, что у нас все еще много общего, хотя я покинул Крым много лет назад, за несколько дней до «референдума». Я не верю, что смогу вернуться в ближайшие годы без того, чтобы мигом не отправиться за решетку, пополнив собой «обменный фонд» российской дипломатии. Мне не хочется восстанавливать в памяти события февраля-марта 2014, возвращаясь туда, в самую гущу «русской весны». «Загублений острів» заставляет это делать. Тащит за собой через блокпосты ряженых казаков и «зеленых человечков» к народным гуляниям в Севастополе по случаю «возвращения в родную гавань». Напоминает о безоружном походе полковника Мамчура на российских военных под аэродромом Бельбек. Приглашает всмотреться в ликующие лица сторонников аннексии и грустные, но решительные глаза родителей крымскотатарских политических заключенных. Предлагает поговорить с героиновыми наркоманами и их близкими, которые в Украине получали от государства заместительную метадоновую терапию, а в России оказались обречены на смерть.

Непосредственно событиям 2014 года посвящены первые две главы книги («Шок», «Смятение»). Остальные описывают опыт поездок Натальи Гуменюк в Крым на протяжении следующих нескольких лет, а также «большой обмен» сентября 2019, в результате которого на Родину вернулись украинские моряки, кинорежиссер Олег Сенцов, анархист Александр Кольченко и другие (послесловие под заголовком «Надежда»). Преодолев сопротивление материала собственной памяти, ты снова оставляешь «русскую весну» в прошлом и движешься вместе с авторкой дальше. Интеграция полуострова в российское правовое поле, легализация бизнеса в новых условиях, пенсии и банки, много военных, мало туристов. Запрет Меджлиса крымскотатарского народа, политические репрессии, обыски, аресты. Дела «группы Сенцова» и исламского общественного движения «Хизб-ут-Тахрир». Сюрреалистическое провозглашение байкерами Александра «Хирурга» Залдостанова на горе Гасфорта «Пятой российской империи» («Антиутопия, которая стала реальностью») и массовый расстрел в Политехническом колледже Керчи осенью 2018 года. «Страх», «Гнев», «Отвага», «Боль», «Одиночество», «Разочарование». И надежда, конечно. Куда же без нее?

«Загублений острів» изобилует прямой речью крымчан. Гуменюк тщательно фиксирует многоголосье своих персонажей: эмоции, критику, рассуждения и ожидания. Авторка верна своему призванию. Как профессионал она предпочитает в большинстве случаев оставаться за кулисами своего повествования. Но сильные стороны документального репортажа как жанра предопределяют его слабости. После констатации нескольких ключевых фактов, описывающих ту или иную ситуацию, а также очередного потока субъективных мыслей и переживаний персонажей книги ты хочешь получить хотя бы контуры авторской позиции, оценку, профильный комментарий. Но этого нет. Ты остаешься с материалом один на один и должен делать выводы самостоятельно. Для некрымчан книга открывает хронологию событий последних шести лет и их контекст. А для нас — и оставшихся в оккупации, и тех, кто выехал на материковую Украину — это прежде всего возможность провести работу над собственными ошибками.

Когда не так давно в Новых Санжарах на Полтавщине случился бунт против размещения в местном госпитале эвакуированных из Китая украинцев, мне живо вспомнилась крымская атмосфера времен Антимайдана и первых дней оккупации. Та же безумная конспирология, те же искаженные ненавистью лица, те же призывы к насилию над воображаемыми «чужими». В кризисные времена сознание целых групп населения способно откатываться к первобытным формам, погружаться в архаику. Ведущую роль в обеспечении общественной безопасности начинают играть сила и решительность государства. В подобных условиях уклониться от проведения болезненной, но необходимой хирургической операции — означает принять на себя ответственность за распространение гангрены. На протяжении трехсот страниц книги меня преследовала одна простая мысль: войну нужно было начинать в Крыму. Мы сами открыли дорогу мраку, происходящему на территории полуострова шесть долгих лет, — в тот момент, когда Киев не нашел в себе сил и политической воли для организации вооруженного сопротивления первым «зеленым человечкам». Крымский опыт «бескровной аннексии» вдохновил те силы, которые действовали против Украины в ее восточных областях. Как следствие — война на Донбассе унесла десятки тысяч жизней и лишила дома миллионы людей. Мы не имеем права забыть о том, что все это началось весной 2014 года в Крыму. «Загублений острів» предоставляет массу ценного материала относительно настроений украинских военных и активистов Майдана на полуострове. Подчеркивая при этом, что речь со стороны пророссийских сил тогда шла не столько о сепаратизме, сколько о коллаборации с вооруженными силами иностранного государства:

— Найбільша проблема, з якою стикнулися воєнно-морські сили України і громадяни України в Криму, в тому, що Київ не ухвалював жодних рішень. Упродовж трьох тижнів у військових не було ніяких письмових наказів. Лише телефонні дзвінки з Міноборони, Генштабу. Кажуть триматися, а що робити — не знають, — пояснює [українській військовий] Роман (c. 42).
— Як ми, козацька нація, здалися без бою? Це дуже й дуже прикро. Не знаю, як ви там собі думаєте в Києві, а в нас тут усі думають, як будуть жити в Криму по-російськи.
— А що, погодитеся взяти російський паспорт?
— Доведеться, якщо Крим стане російським. Що робити? Нас же кинули. За уставом, ми мали право стріляти у нападників, але не робили цього. Не робили і тому, що військові не були певні, що за них заступиться Київ. За нападниками йшли російські військові, чи, можливо, російські військові вже були перевдягнені в цих самооборонівців […] А може, тут будуть етнічні чистки українців, і тих, хто постраждав, буде більше, ніж тих, що загинули б в гіпотетичній війні, якби замість російського вторгнення почалася відкрита війна
(c. 43).

Еще одна больная тема, которую я мог наблюдать в Крыму на протяжении 22 лет, — почти полное отсутствие осмысленной деятельности по интеграции автономии с ее островным сознанием в общеукраинское информационное и культурное пространство. Многие мои знакомые, включая этнических украинцев и крымских татар, смотрели российское телевидение, слушали российское радио и читали российские газеты. Языковой вопрос никогда не стоял так остро, как об этом говорят пропагандисты, но все же присутствовал на повестке дня. Более того, в самый ответственный момент — когда Майдан в Киеве уже победил, а в регионах было еще относительно спокойно — «революционная» Верховная Рада решает отменить скандальный языковой закон Кивалова-Колесниченко. До этого я, общаясь с подозрительно настроенными к революции крымчанами, старался убеждать их, что Майдан — это про демократию и права человека, а не про ущемление русскоязычных и украинский национализм. После голосования Рады я перестал вести разговоры на эту тему. Та же дилемма, как мы узнаем из книги Гуменюк, преследовала других проукраинских крымчан:

— Тут, в Криму, не зрозуміли, що таке Майдан, лише згодом почали цікавитися. Але були і люди з проросійськими поглядами, які таки збагнули, що це — не сплановано, просто люди борються за свої права, за честь, за гідність, за свободу. От лишень після інформаційних вкидів, що снайпери стріляли з боку опозиції, кримчани знову стали пригнічені й остаточно заплуталися. Але тут найчастіше дивляться Інтер, а той бодай трохи об’єктивно почав мовити хіба після розстрілів 20-го лютого. Проте й київська, українська інтелігенція ментально з Кримом не пов’язана. От у Ялті є маленький музей Лесі Українки, але я не знаю, чи бувала там Оксана Забужко, чи бував там Юрій Андрухович. Але він одного разу заявив: «Віддаймо Крим!» «Віддамо їм Крим!» А що говорить автор «Чорного ворона» Василь Шкляр? Як можна було скасовувати цей закон Колісніченка-Ківалова! Так, це жахливий закон, але треба було думати тонше, глибше, гнучкішу політику щодо мов проводити. Культуру треба прищеплювати, любов до неї, до мови, а не мечем рубати.
— Не треба! — перебиває старша сестра, вважаючи, що молодша забагато говорить.
— Це всі знають, Господи!
— Валю, ти хочеш бути п’ятнадцятою у переліку зниклих безвісти? (С. 48).

Авторка настаивает, что Крым для Украины — все же не «втрачений», а только «загублений». То, что потерялось — можно найти, в отличие от пропавшего безвозвратно. Иногда я говорю себе и окружающим, что мой Крым утонул в Черном море в 2014. Потом мне становится стыдно за эти слова. С каждым днем общество все сильнее «устает» даже от темы Донбасса, где продолжает литься кровь. Оккупированный полуостров чаще всего вовсе оказывается за скобками существующей дискуссии, а международное сообщество, кажется, никогда еще не было так близко к тому, чтобы смириться с произошедшим шесть лет назад. Сейчас перед нами стоит одна задача: не позволить забыть о Крыме. Не позволить украинским политикам, мировым державам и мониторинговым миссиям. Но в первую очередь — не позволить забыть о нем самим себе. Искать Крым в себе — и находить его каждый день, независимо от того, где вы пребываете и чем занимаетесь. Думать о нем, писать и говорить. Постоянно напоминать о Крыме тем, от кого зависит принятие решений в стране и за ее пределами. А пока на дворе карантин — сохраняйте спокойствие и читайте «Загублений острів». 


ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА НАШ КАНАЛ В TELEGRAM!

Поддержать редакцию:

  • UAH: «ПриватБанк», 5168 7422 0198 6621, Кутний С.
  • Patreon
  • USD: skrill.com, [email protected]
  • BTC: 1D7dnTh5v7FzToVTjb9nyF4c4s41FoHcsz
  • ETH: 0xacC5418d564CF3A5E8793A445B281B5e3476c3f0
  • DASH: XtiKPjGeMPf9d1Gw99JY23czRYqBDN4Q69
  • LTC: LNZickqsM27JJkk7LNvr2HPMdpmd1noFxS

You may also like...