Российская тюрьма и ее обитатели. Интервью с Александром Кольченко
Участник крымского Майдана Александр Кольченко после вторжения российских войск продолжил активность в движении сопротивления оккупации, но вскоре был схвачен спецслужбами. Он проходил по одному делу вместе с Олегом Сенцовым — обоим присудили длительные сроки заключения по статье о «терроризме». В сентябре 2019 года их освободили вместе с десятками других украинских пленных.
Мы поговорили с украинским анархистом, который пять лет провел в тюремных застенках и не отказался от своих убеждений.
Предыдущее интервью с Кольченко читайте здесь.
Кто были твои сокамерники? Ты встречал политиков или политзеков?
В «Лефортово» я просидел несколько дней с Максимом Баклагиным, осуждённым по делу БОРН — Боевой организации русских националистов. Несмотря на то, что он является моим прямым оппонентом как ультраправый, он меня нормально встретил. Мы с ним общались, он интересовался событиями Майдана, потому что он не доверял телевизору. Всем интересовался, рассказывал, что за то время, пока они были в бегах и прятались, он стал пересматривать свои взгляды, начал их критически переоценивать. Рассказывал, что уже читал Петра Кропоткина. Анархистов и левых встречать в тюрьме не приходилось.
Также я общался с бывшим депутатом от «Единой России», у которого где-то был бизнес, и в итоге он сам попал под каток репрессий — против них сфабриковали уголовное дело, обвинив в организации преступной группировки. Причём его партнёры начали узнавать об этом уже в СИЗО, в судах — это достаточно распространённая практика.
Не чувствовал ли ты себя обособленным из-за своих анархистских убеждений?
Я поддерживал общение с людьми и разных взглядов, и разного тюремного статуса. Бывало, возникали споры относительно Крыма и Украины, но со временем я понял, что нет смысла вообще такие дискуссии поддерживать, потому что эта такая категория людей, которым хоть ссы в глаза — всё божья роса. Таких никак не переубедить. Стоит общаться только с теми, кто сам проявляет интерес.
С какими идеологиями ты сталкивался в тюрьме? Было ли какое-то навязывания религии или путинизма?
Приходилось общаться и с христианами, и с мусульманами. Я убеждённый атеист, но религию «сверху» мне никто не навязывал — наоборот, тюремщики параноили из-за того, что я могу принять ислам, и старались ограничить меня от общения с мусульманами. Как только я начинал с кем-то общаться, у этих людей сразу начинались проблемы, их закрывали в штрафной изолятор (ШИЗО).
А ты не думаешь поучаствовать в акциях поддержки хизбов?
Я бы их не выделял их в одну группу. В первую очередь нужно поддерживать товарищей по анархистскому, антифашистскому движению, но также не стоит забывать о тех украинцах, которые сидят в России, о других политзаключённых — их также стоит поддерживать всеми возможными способами. Если есть возможность, нужно пикетировать российское консульство или хотя бы отправлять им письма, деньги.
Как вела себя охрана? Оказывали ли физическое давление на заключённых?
Мне повезло, я попал в такой лагерь, где условия содержания были относительно лайтовыми по сравнению с лагерями, куда попали другие ребята. Я думаю, в том лагере, где я был, славная, героическая история. До 2012 года там, можно сказать, был террористический режим. Заключённых терроризировали за малейшее нарушение порядка, их избивали, невозможно было ни с кем поделиться какой-либо безобидной информацией. Эти животные контролировали все твои действия и пытались тебя всячески унизить с подачи администрации. Но в 2012 году лагерь разморозили, и когда туда пришли родственники заключенных, инициативная группа зеков залезла на вышку и вывесила баннеры: «Здесь пытают, убивают, вымогают деньги», — и не уходили с улицы. После этого ситуация изменилась. Сейчас многие из этих людей отбывают новые сроки по статье за организацию и участие в массовых беспорядках, но благодаря этим людям я мог жить более-менее нормально.
Как русские охранники относились к правам человека? Ты слышал о пытках от других заключённых?
При мне такого беспредела не было. Но во время этапа я общался с человеком с особого режима, и он рассказывал такие вещи, которые без слёз невозможно слушать. Там люди умирали. Каждый день с утра до вечера они вынуждены были маршировать и рассказывать о правилах внутреннего распорядка. И если ты запинался где-то, тебя избивали. Представители «секции дисциплины и порядка» унижали тебя и твоих родных, и ты никак не мог ответить. Давали ровно одну минуту, чтобы побриться, а когда ты писал письмо, с тобой сидел человек и контролировал написанное. Страшные вещи.
Можно ли сбежать из «Лефортово»?
Я думаю, маловероятно — там всё очень строго. Там заключённые не пересекаются друг с другом, все максимально изолированы.
Ты читал о советских лагерях у Шаламова. Сильно ли изменилась «Россия сидящая» с того времени?
Преемственность сохраняется, но времена сейчас, конечно, другие. Мягче. Научно-технический прогресс не стоит на месте. Появились возможности связи с волей. С другой стороны, остались места, где так же плохо. Там тяжёлые условия связаны не с голодом или холодом, а с нечеловеческим обращением с заключёнными.
У тебя был в тюрьме доступ к библиотеке? Что ты читал?
Библиотека достаточно большая, но неинтересная. Нормально была представлена только русская и мировая классика. Половину фонда составляли книги в жанре соцреализма. Макулатура, одним словом. В основном, я читал то, что мне присылали с воли. Также мы обменивались книгами с ребятами в заключении.
Насколько отличались условия в которых ты сидел от условий других, местных, не политических заключённых? Был ли доступ к «запретам», следили ли за тобой более строго в этом плане?
Особых отличий не было, но то, что могли простить обычному заключенному, мне бы не простили. Ещё по их странным правилам на праздники, выборы или чемпионат мира тех заключённых, кто состоял на профилактическом учёте по экстремизму, закрывали в штрафной изолятор. Нас был десяток. Я, мусульмане и бывший полковник Генштаба, которого посадили за госизмену. Очень, кстати, образованный и эрудированный человек. Мы потом общались с ним, и он помогал мне писать жалобы на условия содержания.
Были ли упреки от других заключённых, что из-за тебя, политического, им «крепят режим»?
Ко мне регулярно приезжали с проверками, и это создавало дискомфорт для других заключённых. Они подшучивали, мол нужно «террориста» отправить на другой барак, чтоб «отдохнуть» от меня. Контингент на строгом режиме более здравомыслящий, чем на общем. Это касается и порядка, и отношений между заключёнными.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА НАШ КАНАЛ В TELEGRAM!
Поддержать редакцию:
- UAH: «ПриватБанк», 5168 7422 0198 6621, Кутний С.
- Patreon
- USD: skrill.com, [email protected]
- BTC: 1D7dnTh5v7FzToVTjb9nyF4c4s41FoHcsz
- ETH: 0xacC5418d564CF3A5E8793A445B281B5e3476c3f0
- DASH: XtiKPjGeMPf9d1Gw99JY23czRYqBDN4Q69
- LTC: LNZickqsM27JJkk7LNvr2HPMdpmd1noFxS