Национализм с глазами советской куклы

Существует миф о единственном на постсоветском пространстве государстве, которое смогло обойтись без национализма. Где царят мир и пастораль, волк лежит рядом с агнцем, телец рядом со львом. Такое няшное и мимимишное, оно смотрит на вас глазами советских кукол, хлопая ресницами. И говорит, что уж оно-то никогда этого не делало.

Непроизвольный национализм

«Everybody lies», как говаривал доктор Хаус. Да, все врут. Но вот это государство с глазами советских кукол врёт особенно беззастенчиво. Хотя, возможно, оно не нарочно. Просто искренне не понимает природы и характера национализма. Он получается у неё непроизвольно и бессознательно.

Так бывает. Потому что национализм — это не история про юношу, который вырвал из груди сердце и озарил путь людям, чтобы вывести их из непроходимого леса в солнечную степь. И не чудесное возвращение памяти несчастному манкурту — человеку, после жестокого обращения забывшему всю свою идентичность, и превращённому в послушного раба, неспособного к мятежу.

Даже если национализм где-то, когда-то принимает такую романтическую форму, в итоге он всё равно всего лишь функция. Унификации, контроля и  воодушевления. А также объяснения, кто ты, откуда и зачем. Чтобы не задаваться лишними вопросами, отвлекающими от основных целей и задач. Как зашить  программу стирки цветного белья в стиральную машину.

Все современные национальные государства делали это. Типичные явления типичны. Если видите перед собой национальное государство — знайте, что оно занималось или до сих пор занимается национализмом. И это отдельно взятое национальное государство уникально только тем, что не признаётся.

Обычно так происходит, когда получается плохо. Но у него, напротив, хорошо получается! В рамках функциональных задач, которые призван решить национализм, описанный выше. Скажем больше: это один из самых успешных национализмов на постсоветском пространстве.

И это государство… Беларусь.

Здесь читатель должен воскликнуть: «Штоа?!» Поскольку Беларуси удалось обмануть почти всех вокруг, что вот такое оно странное политическое животное. Все делают, а оно нет. И прекрасно себя чувствует. Попробуйте и вы так.

Твоя мама тоже «тётя»

С пониманием того, что такое «нация» и «национализм», на постсоветском пространстве дело плохо.

Как дети малые, которые ещё не способны понять, что их мама и папа — они тоже «тётя» и «дядя», националисты обычно не в состоянии отнестись к своему национализму как частному случаю политической практики.

Националисты, которые в душе романтики, об этом говорят неохотно: нация не может подвергаться расшифровке, она должна быть самоочевидной для её членов. А национализм, он как любовь — выше всех слов! Так просто не расскажешь, его нужно видеть, чувствовать, им нужно дышать. Нельзя поверить алгебру гармонией, и всё такое.

Если же больше прагматики, чем романтики, то скажут: так надо! С этим нам всем будет лучше и радостнее жить.

Ну, а человек, который следит за происходящим в наших краях, но не склонен к типологическому анализу, может сказать: национализм — это про избавление от российского и советского влияния. Восстановление (подпорченной, частично утраченной, «забытой») идентичности: языка, культуры, истории, традиций и т.д.

Россия усиленно форсила такую трактовку, из каждого утюга крича о том, что вот это вот всё ущемляет её «соотечественников». Стереотип затвердел: если говорят и пишут на каком-нибудь своём языке, чем  ущемляют русских — значит, национализм.

В это многие поверили, даже те, кто ущемлённым русским не сочувствовал. Поверили, запомнили, а уже «и это правильно» или «какой ужас» — дело субъективной оценки.

В Беларуси говорят на русском и стараются русских ничем не обидеть. Вот и выходит, что национализма здесь на государственном уровне нет и быть не может.

Россия усиленно показывала на неё глазами — смотрите, мол, как надо. Опять же, дороги у них ровные, чисто, молоко вкусное. Берите пример, и у вас будет так же. Мы-то в долгу не останемся.

Тру-националист: Гордый и печальный

Кто готов горячо согласиться с Россией в этом вопросе, так это беларуские националисты. Будем называть их тру-националистами для удобства различения.

Беларуский тру-националист печален, но горд. Печален, потому что в его активе «Проигранное дело», как у американских конфедератов. Горд, потому что он героически боролся за правое дело и великую идею — восстановления непрерывности многосотлетней истории беларуской нации, её рыцарского духа, европейской гордости и т.п. Он проиграл, но не побеждён.

Всё, что было свято для тру-националиста, растоптал Лукашенко, этот вождь манкуртов, худшее порождение беларуской земли и, возможно, цыган. Язык, самый милозвучный язык в мире, самые красивые в мире флаг и герб, сияющее прошлое — Лукашенко, как дикарь на стеклянные бусы, сменял… да неважно, на что сменял, это всё так мелко, так низко.

А ему только того и надо — за искоренение национализма ему углеводороды со скидкой дают. Спасибо, что подтвердили.

Одна нация один национализм

Фото: Reuters

Впрочем, с таким отношением тру-националистов всё понятно. Одна нация — один национализм. Один язык, одна геополитическая ориентация, одна интерпретация прошлого, настоящего и будущего. Всё остальное — не тру. И не просто не тру, а посягательство на жизнь нации.

Нет, один национализм действительно лучше двух, кто бы спорил. Если ещё и сформированный на основе консенсуса, и чтобы никто не ушёл обиженным, то совсем хорошо.

Но если у вас в обществе поляризованный тип политической культуры, где существует резкое несовпадение относительно базовых ценностей, то откуда взяться вот этому прекрасному единодушию? Тем более если поляризация 1:4 в пользу кого-то, кто в своей правоте уверен не меньше тебя.

А взяться другому типу политической культуры после 70 лет её полного отсутствия, которые закончились кризисом вообще всего, было неоткуда.

На первых (и последних) президентских выборах в Беларуси в 1994 году тру-национализм поддержало в первом туре 22% избирателей. Столько в сумме проголосовало за умеренного тру-националиста Станислава Шушкевича (10%) и радикального тру-националиста Зенона Позняка (12%). Остальные голоса распределились между различными версиями «вернуть всё, как было».

В программе победителя, набравшего во втором туре 80% голосов, беларуская государственность была названа «не разменной монетой, но и не иконой» (что как бы намекало). А отвечающим «высшим национальным интересам нашего народа» объявлено  восстановление связей с «государствами, ранее входившими в состав СССР, прежде всего с Россией и Украиной».

Но и в программе умеренного тру-националиста Шушкевича говорилось о «равноправном союзе с Россией», «естественном желании дружбы славянских республик», «тесных отношениях с Россией и Украиной».

То есть безусловный тру-национализм, который ни шагу назад, получил 12% голосов.

В целом это больше напоминало национальный консенсус. На основе самой «слабой» версии национальной идентичности — триединого народа с общим советским прошлым. Деды воевали, в космос летали, Америку пугали, в одних очередях стояли, в лагерях сидели, в лагеря сажали и пр.

Двенадцать процентов — внушительная цифра, конечно. Как для национального меньшинства. Но в «старых» и «новых» нацгосударствах и не таким меньшинством могли пренебречь как «незначительным».

И никаких меньшинств!

Беларуский народный фронт отмечает годовщину декларации о государственном суверенитете, 2016. Фото: tut.by

Когда мы говорим о национализме как «о чём-то плохом», если мы не носители отрицающей его идеологии, а просто обыватели, то имеем в виду дискриминацию нацменьшинств. Которые заслуживают сочувствия (его заслуживают не все, под видом «меньшинств» в наших краях чаще всего защищали фактически колонистов).

Автор не нашёл следов «глубокой озабоченности» в связи с дискриминацией беларускоязычного  меньшинства.

Напротив, он обнаружил положительные оценки национальной политики в Беларуси. Например, в книге Рави Абделала, гарвардского профессора, директора Центра евразийских исследований.

Ирония в том, что Беларусь воплотила как раз то, на что надеялись многие американские политики после распада Советского Союза: со своей версией слабого национализма, очень далёкого от «суицидального», Беларусь выглядит настоящим образцом этнической гармонии. Правительство отстаивает гражданскую национальную идентичность, поддерживает билингвизм, отринуло предложенную националистами «беларусификацию» государственных институтов. Большинство беларусов рассматривают недостаток этнического содержания в своей национальной идентичности как признак современности и рациональности.

(World Economy. Post-Soviet States in Comparative Perspective)

Тем временем это меньшинство дискриминировалось, и очень жёстко. На «официально-бытовом» уровне в Беларуси любое явное проявление этнокультурности клеймилось как «национализм». Носитель беларуского языка на каждом шагу рисковал услышать: «Говорите по-человечески!» Понятно, что с таким отношением дискриминация существовала в сфере образования, на рынке труда и вообще везде.

Их клеймили как «польских агентов» и приравнивали к полицаям времён Второй мировой. При этом в течение первой каденции Лукашенко, с помощью нехитрых фокусов продлённой на два лишних года, члены ультраправого Русского Национального Единства спокойно разгуливали по улицам и даже патрулировали их совместно с милицией. Они же в ряде случаев использовались как «штурмовики».

Беларуский язык стремительно вытеснялся из всех сфер жизни, действовали «чёрные списки» музыкантов и других деятелей культуры, преимущественно беларускоязычных, наконец, национальных активистов просто бросали в тюрьмы по надуманным обвинениям. А Зенон Позняк вынужден был бежать из страны, обоснованно опасаясь за свою жизнь.

Озабоченность не высказывалась по двум причинам. Во-первых, за спиной этого меньшинства не стояло никакого государства, чтобы поднять этот вопрос. Во-вторых, выразители мнения этого меньшинства, очевидно, не считали себя принадлежащими к меньшинству, хотя по факту являлись именно им.

Естественно, не признавал наличия каких-либо меньшинств в Беларуси и её президент:

Все, кто живёт на нашей земле — белорусы, русские, поляки, украинцы, евреи, люди других национальностей, — это наши люди. У нас нет никаких меньшинств — ни сексуальных, ни национальных.

Если бы люди были не «люди», а граждане и сами по себе, свои собственные, а не «наши», то это могло бы сойти за прогрессивный гражданский национализм. Не говоря уже об откровенной издёвке (отношение автора высказывания к сексуальным меньшинствам хорошо известно).

«Мы» и «они»

Фото: Радыё Свабода

Но как же так, спросит читатель, какой же это национализм, если дискриминируют представителей титульной нации? Если и национализм, то уж точно не беларуский…

Нет, беларуский, только в ином прочтении беларускости. Основанном на электоральном консенсусе: после избрания президента были ещё референдумы, на которых русскому языку давался статус государственного, отменялись введённые после провозглашения независимости государственные символы и т.д.

Как было сказано выше, носители выраженной этнокультурной идентичности стигматизировались не только как опасные смутьяны, но и как чужаки: поляки, католики, протестанты, в общем, западники. А государственный национализм в Беларуси до недавнего времени строился на противопоставлении «западной цивилизации». К которой «мы» не принадлежим, внутри неё нам грозило бы униженное положение и утрата самобытности.

Вот характерные высказывания президента:

Да, мы были, являемся и будем неотъемлемой составляющей общеевропейской цивилизации, которая представляет собой мозаику разных культур. Но для католической, протестантской, западной цивилизации, преимущественно православные, столетиями проживавшие вместе с Россией, русскими, Беларусь и белорусы не являются родными…

Внедрение чуждых установок никогда не сможет сделать наш народ похожим на другие. А разрушить основы самобытной цивилизации может. В этом случае можно со всей определенностью сказать, что исчезнет не только культура народа, но и сам народ.

С течением времени в этой концепции начнут появляться различительные линии между Беларусью и Россией. Правда, они будут носить больше социальный и экономический характер. У нас порядок — у них бардак, у нас справедливое общество — у них уродливое неравенство.

В целом «система фраз» беларуской власти всё время строилась на противопоставлении «мы» и «они», круг постепенно сужался — от изначального панславизма, восточноевропейской цивилизации до «своего клочка земли», но при этом уже с тысячелетней историей.

И чем больше сужался круг, тем больше элементов из тру-национализма проникало в государственный национализм. Агрессия России против Украины значительно ускорила этот процесс конвергенции.

«Злая воля»

Сотрудник спецслужб Беларуси

И вот мы переходим к самому интересному и важному: а всё почему? и по какой причине? и какой из этого следует вывод?

Беларуские тру-националисты в массе своей полагают, что Беларусь превратилась в «денационализированное» государство из-за злой политической воли Лукашенко, одержимого властью. В частности, изначальная установка на тесную интеграцию с Россией, под которую и подводилась «ложная» национальная идея, объясняется его желанием занять российский трон.

Хотя свидетельства таких намерений есть, выше мы уже говорили, что этот юнионизм был основан на национальном консенсусе.

А то, что тру-националисты называют «денационализацией», являлось успешным подавлением нежелательного меньшинства для осуществления авторитарной консолидации — присущей очень многим национальным государствам в период становления.

Властолюбие Лукашенко тоже вполне очевидно, но куда важнее то, что его на должности «задерживали обстоятельства». И это не «генетическое рабство беларусов», как говорят некоторые тру-националисты, а структурные особенности беларуского общества.

Размер имеет значение

Ни в одном из свежеиспечённых национальных государств, возникших (или восстановленных) после распада СССР, не было живой традиции демократии, то есть жизни своим умом, где ты что-то выбираешь и решаешь, договариваешься и прочая. Даже в странах Балтии, бывших советскими меньше 50 лет, её помнили разве что старики. А старики плохо помнят.

Естественно, что не существовало и никакого «гражданского общества». Были только его зачатки. Поэтому единственной основой для мобилизации, необходимой для становления национального государства, оказывалась существующая групповая идентичность. Главным образом этнокультурная.

И тут как раз та ситуация, когда размер имел значение!

Все эти новые национальные государства естественным образом отталкивались от метрополии. Но насколько сильно они от неё оттолкнутся, насколько далеко и прямо, не шатаясь и не поворачивая назад, пойдут дальше — это зависело от особенностей идентичности в каждом отдельном случае. Разделяло её большинство или меньшинство, была она сильной или слабой, одна она была или несколько конкурирующих.

По этому параметру Рави Абделала разделил постсоветские страны на три группы:

1) Литва, Латвия, Эстония — только здесь наблюдалось относительно бесспорное согласие по поводу фундаментальных целей национальных движений, их требования экономико-политической переориентации на Европу и отношения к зависимости от России как к угрозе безопасности. Даже наследники коммунистических партий в этих республиках полностью переняли повестку националистов;

2) Украина, Азербайджан, Грузия, Молдова — националисты и бывшие коммунисты здесь вошли в клинч, а их электоральные базы разделились по региональному признаку. В итоге региональное оспаривание национальной идентичности долго не позволяло властям твёрдо определиться с их политико-экономической ориентацией.

3) Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан — националистические движения маргинальны, идеи и предложения националистов не имеют широкой популярности ни среди политических элит, в которых доминировали бывшие коммунисты, ни в обществе.

Тёплая, ламповая идентичность

Инаугурация Александра Лукашенко, 1994

Наибольший интерес представляют Украина и Беларусь, сходные по очень многим параметрам, но сформировавшие совершенно разные политические системы.

Хотя в 1994 году, пережившие первый шок от экономических последствий распада СССР, совершили примерно одно и то же действие — высказали недоверие националистам, проголосовав за кандидата, выступавшего за более тесные связи с Россией. Правда, если в Беларуси во второй тур вышли два кандидата, выступавшие за эту связь в разных позах, то в Украине такой кандидат победил с отрывом всего в шесть процентов. Призывая «покончить с господством галицкого национализма». Страна была очевидно глубоко расколота по региональным линиям: 90% львовян голосовали за Кравчука, 90% севастопольцев — за Кучму.

Такие проценты свидетельствуют о «дополитических» мотивах выбора. Очевидно, что он основывался на тёплых, ламповых «идентичностях».

Конечно, Кучма, даже если и собирался, «покончить с господством галицкого национализма» не мог — поскольку он был не абстрактной идеей с подвижной базой, взлётами и падениями популярности, а представлением о себе примерно четвёртой части населения. Которую всегда легко можно было мобилизовать, намекнув на угрозу, которую несёт для них тот или иной политик или политическое решение.

Проблема заключалась в том, что на другом полюсе вплоть до теперешней войны находилась тоже любимая «идентичность», в которую можно было бить в определённые моменты, как в племенной барабан.

Существование этих двух «идентичностей» не позволило Украине совершить авторитарную консолидацию, то есть превратиться в диктатуру, но и двигаться в определённом направлении тоже не позволило.

Успеть до войны

День воли в Беларуси, 2015. Фото: Наша Ніва

Выше мы утверждали, что беларуский государственный национализм оказался успешным. Так и есть. Беларусь в 1994 году оказалась «Украиной без Галичины». И беспрепятственно двинулась по соответствующему маршруту.

Ну, а Лукашенко оказался «Януковичем без Евромайдана». Янукович теоретически мог бы тоже заигрывать с Путиным, потом динамить, потом предложить семак, улыбнуться своей фирменной улыбкой, сказать «давай начнём всё сначала» и… снова динамить. А по ходу дела госаппарат культивировал бы «малороссийскую» идентичность.

Но, как заноза в пятке, Януковичу всё время мешала бы вот эта самая Галичина.

Да откуда она взялась вообще? И почему её нет в Беларуси, где также существует разделение на Запад и Восток?

Никакой мистики. Просто Галичина никогда не входила в состав Российской империи. Политика Габсбургов в XIX веке по отношению к национальным меньшинствам была очень либеральной, как на то  время. Кроме того, в пределах Австро-Венгерской империи грамотность населения была значительно выше.

Когда Европу накрыло светом национального самосознания, в Российской империи запрещали языки неблагонадёжных меньшинств и всё, за что могла зацепиться нежелательная «идентичность».

К моменту, когда Западная Украина и Западная Беларусь были присоединены к УССР и БССР, на Галичине уже хорошо знали, что они украинцы, и были готовы за это биться. И эта готовность сослужила ещё одну добрую службу — Галичину не стали насильственно русифицировать. Тогда как с западными  регионами Беларуси, население которых так сильно в себе не было уверено, церемониться не стали.

Поэтому Лукашенко не встретил никакого живого массового противодействия. Авторитаризм же формируется тогда и там, где ему не сопротивляются.

Ему противостоял разрозненный архипелаг отдельных людей, чья «идентичность» была не столько натуральной, сколько сконструированной.  Она могла ослабевать, меняться, от неё куда легче было отказываться для собственного удобства.

В должности его удерживал тот самый изначальный «национальный консенсус», на основе которого и стала усиленными темпами формироваться национальная идентичность. Поскольку же в её основе лежал первобытный «страх демократии» начала девяностых, она неизбежно включила в себя политическую стабильность, понятую как несменяемость власти.

Безнадёжна ли эта ситуация? Думаем, что нет. Старая электоральная база уходит, с ней тает сильная эмоциональная привязанность к беларуско-советской «идентичности». И формируется действительно современная — национально-гражданская идентичность.

Точно такая же, которая стала ускоренно распространяться в Украине при Януковиче. Отвратителен был он сам, отвратительны были его действия, из-за чего там, где его «должны» были поддерживать, опираясь на тёплую, ламповую дополитическую «идентичность», стали от неё отказываться. Именно этот процесс сделал Евромайдан настолько массовым и позже не дал распространиться российской заразе на весь Юго-Восток.

У беларусов есть шанс успеть до войны.

Поддержать редакцию:

  • Гривневый счёт «ПриватБанк»: 5168 7422 0198 6621, Кутний С.
  • Для заграничных доноров: перевод через skrill.com на счёт [email protected]
  • Bitcoin кошелек: 1D7dnTh5v7FzToVTjb9nyF4c4s41FoHcsz
  • Etherium кошелек: 0xacC5418d564CF3A5E8793A445B281B5e3476c3f0
  • Dash кошелек: XtiKPjGeMPf9d1Gw99JY23czRYqBDN4Q69
  • Litecoin кошелек: LNZickqsM27JJkk7LNvr2HPMdpmd1noFxS

You may also like...