Перевод – С.К.

Сирийский анархист ответил на статью “На пути к анархистской политике в Сирии” Первомайского союза анархистов, исправив множество неточностей и исторических заблуждений.

Я был очень рад увидеть, что, наконец, группа анархистов из страны Глобального Севера сделала серьезную попытку разобраться в ситуации в Сирии и четко обозначить свою позицию по отношению к сирийской революции. Я в основном согласен с положениями раздела статьи “Наша позиция”, но у меня много претензий к предисловию и изложению исторической подоплеки. Я сделаю несколько комментариев вполне в духе приглашения “поучаствовать в обсуждении, особенно тем, у кого много опыта в этой теме, в частности – анархистам, проживающим в регионе”, и в надежде поспособствовать ведению более информативной дискуссии между анархистами, чтобы лучше понять ситуацию в Сирии, наше к ней отношение и возможные действия.

Взгляд и язык
Прежде чем начать, я бы хотел сказать, что нахожу странным термин “анархистская политика”. С каких пор у анархистов есть “политика”, с каких пор они употребляют это сугубо этатистское выражение? Не лучше ли было бы написать “позиция” или “взгляд”?
Также меня беспокоит использование слова “разрешение” в “уже третий год в Сирии идет гражданская война, и в обозримом будущем не предвидится ее разрешения”. Позднее я вернусь к проблеме именования происходящего в Сирии “гражданской войной”. Сейчас же, я просто хочу обратить внимание на то, что использование таких слов, как “политика” и “разрешение” оттолкнет многих анархистов – меня в первую очередь – даже если это делается для подчеркивания “беспристрастного” описания событий. Потому что подобные слова могут (и не зря) быть поняты как маркеры интернализированного этатистского, реальнополитического мышления автора, которое, очевидно, не очень-то соответствует анархизму.
Для наглядности, вот пример из доклада: “Невозможно понять происходящее сегодня в Сирии без знания международного и исторического контекста”. Я бы хотел среди факторов увидеть что-то вроде “локальной социополитической динамики”, т. е. что-то, относящееся к деятельности людей, взгляд низов, а не глобальные геостратегические рассуждения, связанные с иностранными силами. Вскоре я подробнее рассмотрю эту проблему.

Историческая подоплека
Не хочу показаться высокомерным или пренебрежительным, но я считаю ваше изложение исторического контекста бедным и неточным. Вы едва касаетесь комплексных событий, сводите их к упрощенческим, часто мейнстримным версиям, пропускаете важные события и факторы, а иногда просто приводите неверные факты. Вы признаете, что “[вы] не эксперты в истории и текущем положении Сирии и всего Ближнего Востока”. Но, тем не менее, очень многословно пытаетесь преподнести определенную версию истории, которая задаст тон пониманию всего доклада.
Например, иранского шаха не просто “свергли в 1979 и заменили шиитским теократическим государством”. Два года, предшествовавшие этому событию, длилось народное восстание, которое, в конце концов, подмял под себя Хомейни. Также, Хафез аль-Асад не стал президентом Сирии путем обычного “военного переворота” в 1971. Это был “внутренний переворот”, осуществленный правой фракцией партии “Ба’ас” при поддержке Великобритании против более левой фракции, на стороне которой были французы. И сын Хафеза, Башар, не “участвовал в выборах, выиграл и был переизбран в 2007”. Он вернулся из зарубежья после того, как его отец заболел, а старший брат умер. Внутренний властный круг назначил Башара президентом, после того, как быстро внес изменения в конституцию, понизив минимальный возраст для кандидатов в президенты с 40 до 34 лет, сколько и было тогда сыну Хафеза.
И еще об истории сирийского режима: Хафез аль-Асад не просто “безжалостно подавил” Братьев-Мусульман в 1980. Помимо этого было проведено много жестоких и кровавых репрессий левых: массовые аресты, пытки и убийства членов Коммунистической рабочей лиги и других радикальных военизированных левых групп, в рядах которых, кстати, состоит множество алавитов, христиан, курдов и т.д.
И наконец, Война Судного дня между Сирией, Египтом и другими арабскими странами с одной стороны и Израилем с другой, известна среди сирийцев и других арабов под названием Октябрьской войны, а не “Войны Рамадана”. Это всего лишь небольшая деталь, но как раз такие детали служат индикаторами глубины знания и понимания ситуации.

Империализм, национализм и ориентализм
Вы утверждаете, что империалистические стремления США стали слабее после экономического кризиса 2008 года. Многие поспорили бы с проведением такого линейного причинно-следственного отношения, но основная проблема, на мой взгляд, заключается в том, что далее вы объясняете практически все сквозь призму глобального империализма, включая революции и восстания в Северной Африке и на Ближнем Востоке:

“Ослабление глобальной империалистской власти, вместе с эффектом, который оказала глобализация на страны региона, вдохновило политические и социальные силы среднего класса на попытку захвата власти”

Насколько я понял, причинами восстаний и революций в Северной Африке и на Ближнем Востоке были – грубо говоря – различные комбинации политических репрессий, экономического упадка и социальной дезинтеграции, вследствие чего жители этих стран чувствовали себя все более маргинализированными, бессильными, униженными и обесчещенными. Даже если это, как и все остальное, и было связано с более масштабными процессами глобальной политики и экономики, специфически местная динамика не может рассматриваться просто как прямое последствие политики империализма и глобализации.

Ради справедливости замечу, что вы все-таки затрагиваете тему “комплексного социального процесса”, но я бы хотел увидеть больший акцент на сложности социо-экономико-политических реалий в каждой из затронутых темой стран, и на столь же сложных участниках (агентах и акторах) недавних восстаний и революций, вместо бинарных, западноцентристских мнений, которые выражают западные же комментаторы:

“Военизированные исламистские организации, прозападные либералы и подобные им группы смогли стать во главе широких слоев общества, страдающих от безработицы (особенно среди молодых людей), деградации жилья и городской инфраструктуры, инфляции и других последствий неравномерного экономического развития. Результаты этих комплексных социальных процессов можно видеть в недавних революциях в Тунисе, Египте и в Ливии, а также в сирийской революции, которая приняла форму гражданской войны”

Позже я вернусь к проблеме запихивания в одну категорию и объяснения одними и теми же аргументами всех восстаний и революций Северной Африки и Ближнего Востока. Сейчас же я хочу подчеркнуть, что одержимость США и западным империализмом многословна и бесполезна, особенно когда она граничит с правыми западноцентристскими теориями “столкновения цивилизаций”.

“В такой долгосрочной перспективе мы видим многовековой конфликт двух регионов/культур/цивилизаций, в котором на сегодняшний день европейская/евро-американская сторона, после столетий агрессивной экспансии, вынуждена занять оборонительную позицию. След этой концепции “войны цивилизаций”, хоть и слабый, остался в исторической памяти народов Ближнего Востока, и по сей день питает превалирующие в регионе национализм и религиозный фанатизм”

О каких цивилизациях вы говорите? О какой исторической памяти? Вы идентифицируете себя с мейнстримной западной культурой (чем бы она ни являлась)? Если нет, то почему все люди Ближнего Востока должны идентифицировать себя с одной культурой или цивилизацией, которая, якобы, столетиями не менялась? И почему эта культура всего была антизападной? Что же делать с прозападными либералами и глобализированной молодежью и средним классом, о которых вы только что упоминали? Что насчет левых, коммунистов, анархистов и т.д., и т.п.?

Наверное, вы уже догадались, к чему я веду. Хоть я и уверен, что вы писали это без “злого умысла”, но такие упрощенческие культуралистские взгляды – это типичный ориентализм, основанный на типичном двойном эксепшионализме: вера в исключительность и однородность Западной, или европейской цивилизации, ее ценностей, которые затем противопоставляются остальному миру, заставляя или вписаться в эту либерально-демократическую парадигму (часто в виде воодушевленных последователей), или получить ярлык ненормальных, отсталых людей, ненавидящих эти ценности и представляющих собой “противоположность” (антидемократию, фундаментализм, и т.д.).

Из-за ориенталистского взгляда на мир вы приписываете много активности западной агентуре. Это особо заметно в тексте о причинах североафриканских и ближневосточных революций, где эта точка зрения выражена в разных формах: от рассматривания всего события как западного имперского заговора до преувеличения роли (западных) социальных медиа, (озападненной) молодежи и либералов, или (антизападных) исламистских фундаменталистов.

То же самое можно сказать и о вашем изложении процесса создания национального государства: “Важно помнить, что у этого многовекового конфликта, особенно в свете недавних событий, есть одно важное последствие: многие из существующих национальных государств на Ближнем Востоке – искусственные образования”.
Разве не были европейские национальные государства тоже “искусственными образованиями”, утвержденными против воли людей, проживавших на тех землях? Видите ли вы ориенталистский эксепшионализм, высказанный в этом предложении? Я его ясно вижу:

“В результате, в отличие от Европы, где национальные государства (и соответствующие национальности) веками формировались и консолидировались, на Ближнем Востоке (и на Балканском полуострове, который столетия находился под турецкой/мусульманской властью) процесс образования наций должен был пройти очень быстро и бессистемно”.

Может и правда, что европейским национальным государствам понадобилось больше времени для консолидации, они были не менее “быстрыми и бессистемными” в те времена. Почитайте историю Европы и США в 17-м и 18-м веках, или просто опросите местных жителей разных регионов Франции и Италии, или ирландцев и шотландцев в Великобритании. Я могу долго продолжать, но я веду к следующему: национальные государства часто были жестокими, непродуманными проектами власть имущих, они насаждались людям и в Европе, и на Ближнем Востоке, их границы определялись как внешними, так и внутренними колониальными силами. Кроме того, сегодняшние государства Ближнего Востока (не считая Израиль) имели длинную историю нациогенеза (культурного, регионального, мусульманского, арабского, дезинтеграция империй, и т.д.) еще до того, как их теперешние границы были определены соглашением Сайкса-Пико. Так что, с точки зрения националиста, не такие уж эти государства и непродуманные.

Это важно, поскольку основываясь на упрощенческих культуралистских предположениях, вы приходите к упрощенчеким же выводам:

“многие из государств состоят из того, что стоит рассматривать как “насажденные империалистами национальные идентичности”

Про одержимость Запада ближневосточным сектантством
Еще одна оринеталистская точка зрения, которую можно наблюдать в большинстве новостей и комментариев о происходящем сейчас на Ближнем Востоке состоит в попытке свести все проблемы к простому, и часто воображаемому, конфликту между религиозными сектами. Вы делаете то же самое, несмотря на то, что ваши побуждения, очевидно, иные:

“В этих странах (т.е. Ираке, Сирии, Ливане, Иордании и в Израиле/Палестине), люди самоопределяются в основном по религиозным соображениям (например, является ли человек членом суннитской, шиитской, алавитской, друзской, христианской или иудейской общины), а не по приверженности идеалам наций, к которым они принадлежат”.

Подробное обсуждение истоков и развития сектантства на Ближнем Востоке (начиная с использования дискурса этнических и религиозных меньшинств французскими, британскими и османскими колониальными силами, а затем примыкание самих меньшинств или использование этого дискурса в надежде на защиту) заняло бы слишком много места. Однако я хочу сделать два важных замечания:
Во-первых, как и во всем мире, большинство жителей Ближнего Востока имеют множество сосуществующих идентичностей, или, скорее, маркеров идентичности, которые всплывают в разное время, в разном контексте. Например, националистские идентичности и дискурсы доминировали в 1930-е и 40-е, во время и впоследствии обретения независимости от Британии и Франции; они были замещены или расширены до панарабских идентичностей и дискурсов в 50-е и 60-е; обоим комплектам идентичностей и дискурсов бросили вызов марксистские и исламистские варианты в 70-х и 80-х, и так далее. Все эти маркеры идентичностей и дискурсы как раньше, так и сейчас имеют социальную и идеологическую основу, и сегодня к ним взывают разные социальные и политические группы для использования в своих политических играх и борьбе.

Во-вторых, западная одержимость сектантством Ближнего Востока неизбежно ведет к упрощенческому и редукционистскому пониманию сложных режимов и обществ, таких, как Сирия:
“Несмотря на панарабскую и демонстративно секулярную и социалистическую] программу, режим Асада внутри страны базируется на членах алавитского течения ислама (ответвление шиитов), к которому принадлежит семья Асадов. Членами этой секты является большая часть членов внутреннего правительственного круга, а также и те, кто занимают руководящие должности в экономике страны и в партии “Баас”. Таким образом, алавитское течение стало привилегированной группой, которая правит над 76% суннитским населением”.

Опять-таки, объяснение различий между алавитами и шиитами займет слишком много места (они отличаются, и я не одобряю ни одно из этих религиозных течений), как и рассмотрение секулярных компонентов режима Асада (это не только алавиты, во внутреннем кругу есть достаточно много суннитов, и некоторые из самых бедных и наиболее репрессированных общин – это не поддерживающие “Баас” алавиты). Важно, однако, помнить об одном часто игнорируемом факте: с 1970-го года Хафез аль-Асад и его режим ловко использовали религиозные и этнические секты, как в Сирии, так и в Ливане, чтобы упрочить свою власть, подпитывали конфликты на религиозной и этнической почве, но держали их под достаточным контролем, чтобы обосновать “нужду” в режиме, иначе “все выйдет из-под контроля и в стране начнется гражданская война”, как нас часто предупреждали. Термин “политика поддержки напряжения между сектами” лучше описывает положение дел, чем клише “разделяй и властвуй”. Проиллюстрирую: Хафез аль-Асад и его сын Башар всегда молились в суннитских мечетях, задабривали алавитских религиозных и общинных лидеров и в то же время называли себя “светским” режимом.

Вот еще один пример западной одержимости ближневосточным сектантством из вашего текста, к которому все сводится:

“На самом деле, для Асада, национальные интересы Сирии, или, если быть конкретней, шиитов, всегда преобладали над панарабскими. Таким образом, почувствовав угрозу, исходящую от иракского режима сопартийца-баасиста (но суннита) Саддама Хуссейна, Асад поддержал (шиитский, не-арабский) Иран в Ирано-иракской войне (1980-89 годов), и, в 1990 – войну США с Ираком.”

Видите ли, именно об этом я и говорю. Конфликт между режимами Сирии и Ирака, как и поддержка Ирана и Ираном были, и остаются чисто политическими явлениями (т.е. борьбой за власть и влияние), секты и религии здесь ни при чем. Почему так сложно это понять, когда речь заходит о Ближнем Востоке? Было бы довольно абсурдно, если бы кто-то свел современный конфликт интересов Британии и Франции к борьбе между католицизмом и протестантизмом, не правда ли?

Сирийская революция
Вы утверждаете, что сирийская революция “началась в марте 2011 года, как в основном спонтанное движение в среде средних и низших классов Сирии, в первую очередь среди молодых людей и в основном, но не исключительно, горожан”.
Не знаю откуда вы взяли эту (дез)информацию, предполагаю – из западных СМИ и подобных им упоминаний в социальных медиа, и т.д. Но на самом деле, в Сирии, насколько я знаю, произошло прямо противоположное. И это, на самом деле, и отличает сирийскую революцию от, например, (первой) египетской революции.

Массовые протесты в Сирии начались в маргинализированных, заброшенных регионах и сельских районах, таких как Дар’a, Идлиб, Дейр-эз-Зор, Ракка, бедные трущобы Дамаска и т.д., именно там протесты и продолжались несколько месяцев. За исключением нескольких, относительно небольших демонстраций солидарности, большие городские центры (Дамаск и Алеппо) некоторое время оставались “неподвижны”. Частично это было вызвано нежеланием среднего класса горожан стать на сторону революции из-за веры в то, что режим все еще может преодолеть этот “кризис”, и чтобы обезопасить свои интересы, стоит оставаться на стороне режима или хранить молчание. В то же время, маргинализация, запустение, лишения и издевательства в сельских регионах достигли такого уровня, что местным жителям стало нечего терять. Этот фактор, вместе с сильной региональной идентичностью облегчили этим людям отрыв от дискурса режима, а это означает ,что сирийская революция была, по крайней мере, сначала, почти классическим восстанием маргинализированных бедных сельских жителей.

Чтобы это понять, нужно знать, каким образом, начиная с 2000-го года, Башар аль-Асад осуществлял так называемую программу “модернизации”. Не вдаваясь в детали, его программа экономической либерализации страны, приветствуемая Западом как долгожданные “реформы”, воплощалась с использованием мафиеобразной сети высокопоставленных офицеров армии и служб безопасности, которые входили в партнерство с крупными бизнесменами, что в основном происходило в традиционных буржуазных городских центрах, и им же шло на пользу. Более того, экономическая либерализация не шла вместе с “политической либерализацией”, которая могла бы сделать эти “реформы” более приемлемыми для народа – если не считать короткий период политической свободы, известный как “Дамасская весна” в 2000-2001 годах, после которого последовали тяжелые репрессии, поскольку режим боялся, что слишком много свобод могут расшатать его власть. Так что общая картина намного сложнее той, что вы рисуете в своей статье:

“На внутригосударственном уровне, Башар пытался продолжить процесс модернизации страны. Например, он ослабил правительственный контроль и позволил частное предпринимательство в банковском и других секторах экономики. Позднее, он попытался пойти на примирение с империалистской политикой США, в том числе путем отступления из Ливана. В результате действий Башара, в стране начался стремительный рост коррупции, а также желания больших политических свобод для населения”

То же самое можно сказать и о вашем изложении первоначальных требований сирийской революции: “Основные требования были продиктованы сиюминутными нуждами народа, в основном – в работе, а также необходимостью подготовить почву для перехода к более демократической политической системе, после 30 лет жестокой диктатуры Асадов”.
Насколько я знаю, требования, или, скорее, слоганы, были за достоинство, свободу и еду, и против репрессий. Вскоре, после массовых репрессий и убийств протестующих, требовать стали уже свержения режима как такового. Чтобы это понять, нужно иметь понимание природы таких тоталитарных режимов, как в Сирии, чего явно не хватает многим западным комментаторам. Когда сирийцы говорят “долой режим”, они имеют в виду, или подразумевают еще и экономические, политические и социальные несправедливости, поскольку “режим” является символом всех этих вроде бы разных явлений.

Возможно, как раз из-за непонимания природы сирийского режима многие западные комментаторы приписывают сирийской революции “требования”, которые отражают их собственные ценности и желания, а не те, за которые борются сами сирийцы. Начиная с традиционных левых, которые утверждают, что все дело в рабочих местах и правах рабочих, заканчивая либералами, для которых основная проблема – отсутствие демократии. То же самое можно сказать и о (в основном западной) дискуссии вокруг вопроса о “насилии против ненасилия”:

“В Сирии борьба началась в мирной форме и постепенно привлекала в свои ряды все большие массы людей. Из-за агрессивного, исключительно жестокого ответа государства, оппозиции пришлось вооружиться. В результате, борьба приняла военный характер. Из-за этого безоружные массы протестующих оказались не у дел (а также в лагерях для беженцев в Турции, Иордании и Ливане), а народная революция превратилась в гражданскую войну между сирийским государством, которое поддерживает алавитское меньшинство, и бойцами оппозиции, с поддержкой суннитского большинства”

Действительно, может быть жестокий ответ правительства на ранние протесты и подтолкнул людей к вооружению в целях самозащиты, но это не значит, что сирийская революция когда-либо была мирной. Когда люди говорят “мирная” по-арабски, они часто имеют в виду “невооруженная” или “не военизированная”. У арабского слова “мирная” нет таких коннотаций, как в английском или другом европейском языке (пацифизм и всякое такое). Более того, милитаризация народной революции не означает, что она превращается в “гражданскую войну”. Нам надоело, что сирийскую революцию называют “гражданской войной”. И опять же, война точится между репрессивным государством и репрессированным народом, часть которого вооружилась и стала сопротивляться. Это не конфликт “алавитского меньшинства против суннитского большинства”. Многие сирийские алавиты поддерживают революцию, и многие сирийские сунниты – сторонники режима. Пожалуйста, перестаньте навешивать на все ярлыки сектантства. Вот еще один пример из вашего доклада:

“Недавно Хезболла послала собственные хорошо обученные силы для участия в конфликте, опасаясь поражения своего сирийского покровителя и победы суннитского большинства”.

Перед тем, как вмешаться в сирийские дела (чтобы поддержать отступающие правительственные войска), Хезболла не беспокоилась о “суннитском большинстве” и все еще пользовалась популярностью среди многих сирийцев и арабов как движение сопротивления. И поддержка Хезболлы сирийским режимом никак не связана с тем, что это шиитское религиозное движение. Как тогда объяснить поддержку ХАМАС правительством Сирии? (в смысле, прежде чем лидеры ХАМАС решили прекратить поддержку проигрывающего режима и покинуть Сирию). В любом случае, я уже достаточно написал об этой проблеме (одержимости запада ближневосточным сектантством), так что не буду повторяться.

Об иностранном вмешательстве
Я также не согласен с вашим анализом причин, по которым США неохотно поддерживали сирийских повстанцев. Очень много было написано на эту тему и у меня нет ни желания, ни сил снова это обсуждать, особенно в свете последних событий, когда после заключения договора с Россией об использовании химического оружия, стало ясно, что США не будет предпринимать серьезных шагов по свержению сирийского режима и прекращению конфликта. Однако я все равно хотел бы сделать несколько кратких замечаний.

Я крайне не согласен с утверждением, что США “всегда предпочитают видеть только очень медленные, очень умеренные и очень мирные политические перемены”. История интервенций и приключений США в разных частях мира говорит об обратном: начиная с Никарагуа, Панамы и Гватемалы, через Камбоджу и Чили, Корею и Вьетнам, и заканчивая Югославией, Афганистаном и Ираком. И не совсем соответствует действительности то, что якобы США боятся попадания оружия в руки исламистских фундаменталистов:

“В ретроспективе, самым важным является то, что США, боясь эскалации насилия (и беспокоясь, что оружие может попасть в руки боевиков-фундаменталистов), не хотели обеспечивать оружием повстанцев, а тем более принимать более серьезные меры, такие как установление бесполетной зоны для защиты повстанческих сил от бомбардировщиков Асада”

Почитайте об истории Аль-Каиды, Братьев-Мусульман и других военизированных исламистских группировках, о том, как они начинали, и кто изначально поддерживал и вооружал их – и вы везде столкнетесь с деятельностью США.

Как и многие сирийцы, я разделяю ваши подозрения и озабоченность намерениями и последствиями вмешательства иностранных (государств) в народную революцию. Но прошу вас вспомнить, что сирийцы уже испытали гнет западного колониализма и знают что это такое, и они выросли под влиянием сильных антиимпериалистских дискурсов (левого, националистического панарабского и исламистского), наверное, более чем любая другая страна в регионе. Также попрошу вспомнить, что сирийцы – не просто “революционеры”, многие из них истощены, испуганы, отчаялись и они просто хотят жить. Но это не означает, что они сочувствуют США.

Учитывая все вышесказанное, давайте быть реалистами в разговоре о вооруженных конфликтах. Если бы были другие, более удобные источники оружия и других материальных ресурсов, я уверю вас, многим сирийским бойцам не пришлось бы искать помощи США и стран Персидского залива, или заключать союзы с “исламистскими фундаменталиста” во время военных действий.
К слову об исламистских фундаменталистах, никто не отрицает, что связанные с Аль-Каидой или вдохновленные ей группировки, которые сражаются в Сирии, становятся все сильнее и выходят из-под контроля, например: “Фронт ан-Нусра” (Jabhat al-Nusra), “Исламское государство Ирак” (Islamic State in Iraq and the Levant), и в их составе много не-сирийцев. Но утверждения, что сирийская революция была ими (целиком) захвачена – большое преувеличение. Самые точные оценки из тех, что я видел, говорят, что радикальные исламисты составляют 15-20% так называемой Свободной армии Сирии (Free Syrian Army). Все, чем занимались эти две группировки в последнее время – это ждали, когда другие фракции Свободной армии проведут боевые действия, чтоб затем самим прийти в “освобожденные зоны” и попытаться утвердить свою власть. Изначально группировки пользовались популярностью среди сирийцев за свою благотворительную деятельность. Но поступают все новые и новые свидетельства о репрессивных и сектантских практиках групп, не говоря уже о сообщениях, что обе группировки инфильтрированы агентами режима, и теперь обернутся против Свободной армии. И в самом деле, в Ракке, некоторых районах Алеппо и других зонах, подконтрольных “Фронту ан-Нусра” и “Исламскому государству Ирак” проходят массовые демонстрации.

Ваша позиция
Как я заявил в самом начале, ваша позиция мне нравится и я в основном согласен с ее положениями, которые вы изложили ближе к концу доклада. Я бы посоветовал всем моим товарищам анархистам и активистам прочитать его, прежде чем переходить к моим комментариям (и я был бы рад перевести доклад на арабский, если это никто еще не успел сделать). Но, тем не менее, вот еще несколько небольших замечаний, которые, надеюсь, положат начало плодотворной дискуссии.

Я рад, что вы считаете происходящее в Сирии “все еще в основном народной революцией, в которой большинство сирийского народа борются против самодержавия” и что, “несмотря на то, что США и их союзники из Западной Европы и других частей мира оказали дипломатическую поддержку, гуманитарную помощь, а теперь и вооружают повстанцев… [вы] не считаете повстанцев ставленниками империалистов, подконтрольными и финансово зависимыми”. Это намного лучше и дельно, чем большая часть того, что мы слышали от “левых” в Европе и США.

Однако я слегка не согласен с утверждением, что “руководство борьбой в Сирии осуществляется прозападными либералами, организациями умеренных исламистов и воинственными исламистскими фундаменталистами”. Не согласен, поскольку нужно провести различие между заграничными лидерами оппозиции, в первую очередь – Национальной коалицией сирийских революционных и оппозиционных сил, и сражающимися на территории страны Местными комитетами координации и другими фракциями Свободной армии Сирии.

Я также поспорю с формулировкой “важно, что отсутствует независимое, самоорганизованное низовое сопротивление” и что “во всем регионе, от Сирии до Египта, радикальные и демократические низовые движения не смогли поддерживать себя из-за неспособности сформулировать свои требования и получить широкую поддержку организационно и политически”. За последние несколько лет мы стали свидетелями многих воодушевляющих примеров неиерархической самоорганизации и солидарности в Сирии, Египте и других странах региона. Они могут и не пройти строгую (западную) анархистскую или активистскую проверку и могут основываться на традиционных социальных сетях и структурах, но они, тем не менее, вдохновляют и имеют перспективу, их стоит изучать, у них стоит учиться.

И наконец, как я уже говорил, нам нужно быть реалистами, серьезно относиться к теме при обсуждении вооруженных конфликтов. Вы не можете “защищать права повстанцев получать оружие любым возможным способом”, а затем осуждать их за “опору на США, другие Западные силы, или богатые страны Персидского залива” без предложения реалистичной альтернативы (а на данный момент, видимо, таковой нет). Просить повстанцев “требовать оружия без обязательств” ни к чему не приведет, поскольку в мире нет такого оружия (без обязательств). Мы все знаем, что “целью США/Запада является, очевидно, контроль и ограничение революции”. Почему же анархисты не могут применить тот же “тактический” подход по отношению к США и их союзникам, который вы продвигаете относительно сражающихся на стороне “буржуазных и фундаменталистских повстанческих сил”? Думаю, что прежде чем задевать этот вопрос, нужно определиться, кто готов поднять оружие и сражаться, к чему бы это не привело.

Изначально материал был выложен в комментариях под статьей Первомайцев авторства shiar.