Возмущение украинского Фейсбука обязательным призывом женщин в армию побило все рекорды. Потом, правда, оказалось, что не на срочную службу, а в резерв, не сейчас, а до конца 2022 года, не на боевые должности, а на штабные, и не служить, а просто встать на общий учет. Петиция против этой инициативы набрала за несколько дней необходимые 25 тысяч голосов, в отличие от петиции за ратификацию Стамбульской конвенции, которая болтается в районе 11 тысяч. Так мы выяснили, что мелкой бюрократии мои согражданки боятся больше, чем домашнего насилия. Нащупана, по всей видимости, примерно главная общественная скрепа, оставляющая позади даже антивакцинаторские страхи. Служить должен мужчина, зря ему, что ли, в детстве водяной пистолетик купили и на 23 февраля каждый год житомирские носки дарят.

Я в целом разделяю критику плохой коммуникации ведомства (не могу не отметить, впрочем, что если все будут избегать армии, как огня, хорошей коммуникации там никогда и не появится). Я также согласна с рядом критических замечаний, которые высказываются со стороны феминисток. Действительно, военкоматы, как и другие социальные службы, не приспособлены для мам с детьми и колясками. В армии имеется сексуальное насилие (не то чтобы оно было побеждено на гражданке, но в армии все по ряду причин несколько сложнее). С бельем для женщин-военнослужащих существуют трудности до сих пор. Бюрократия сильна. Семи лет недостаточно для полной модернизации материально-технического оснащения, нормативно-правовой базы и личного состава. В общем, и для мужчин-то армия не рабочее место мечты, а для женщин и подавно.

Однако озвучиваются и тезисы, с которыми согласиться крайне сложно. Например, что армия должна сводиться только к контрактным военнослужащим. Между тем, ожидания НАТО, в которую хочет более половины населения Украины, предусматривают, что войска резерва составляют более половины военной силы страны. И нет, там ничего не написано про «только для мужчин».

Феминизм и милитаризм

Бытие, как нас учил Карл Маркс, определяет сознание. Привилегии, как нас учила Белл Хукс, нужно чекать. Если ты, в отличие от этих всех от сохи, уезжаешь делать академическую карьеру на Запад, на тебя начинают давить одновременно твое новое окружение, ожидающее от тебя приятных ему высказываний, и свежеобретенная корона. В Фейсбуке, соответственно, эти вещи начинают проявляться как не особо успешные попытки использовать в дискуссиях статусные коммуникативные транзакции, пользуясь привилегией не жить за 80 км от границы и не столкнуться с последствиями своих разговорчиков. Я аж целая магистерка, я, в отличие от вас, читала то, что у нас на западе все девочки читают, про милитаризм. Милитаризм – это очень плохо и общественно опасно, но чем именно, я вам не расскажу, намекну только, что он не по феминизму. Это я, почтальон Печкин, принес заметку про вашего мальчика, но я вам ее не отдам.

Секреты мамкиных доминатрикс от науки палятся в гугле при наличии хорошего знания английского, а на русском их вам раскрою я. Милитаризм в феминистском контексте – это концепция, придуманная Синтией Энло на основе ее исследований действий СССР в Афганистане и наблюдений за борьбой с терроризмом в США. С ее точки зрения, это определенная система воззрений относительно связи гетеросексуальной маскулинности и захватнической агрессии. Гетеросексуальные мужчины в армии утверждают и подтверждают свой маскулинный статус, идут туда размахивать маскулинностью под видом защиты жен и детей. Помимо этого, возможность безнаказанного сексуального насилия над побежденными женщинами (да и побежденными мужчинами) исторически существовала во многих армиях мира: такое поведение рассматривается как вариант получения военных трофеев. Все это, стало быть, укрепляет гендерное неравенство. «Не служил – не мужик», если вкратце. Энло также относит к проявлениям милитаризма убеждения, что вооруженные силы являются лучшим способом решать конфликты, и что иметь врагов – это естественное состояние. Милитаризация, согласно Энло, – процесс укоренения этих убеждений.

Исторически в армии действительно служили преимущественно мужчины, потому что армия требовала физической силы, в которой у мужчин преимущество. Однако чем технологичнее любая современная армия, тем меньше в ней нужна собственно физическая сила и тем больше женщин может там служить. Достаточно очевидно, что рост как непосредственно технологий, так и количества и видимости женщин в армии разрывает ментальную связку между военной службой, физической силой и маскулинностью.

Достаточно очевидно также, что чем более технологична и современна армия, тем больше в ней небоевых должностей в принципе. Мы не живем во времена греко-персидских войн, и наша армия не похожа на ряды гоплитов. Чтобы солдат на передовой смог отстрелять боекомплект, нужен водитель, который подвезет ему боекомплект со склада, завскладом, который распорядится боекомплект отгрузить, отдел закупок, который боекомплект вовремя закупит, сисадмин, который настроит компьютер отделу закупок, и бухгалтер, который начислит зарплату всем этим уважаемым людям любого пола и гендера. Где здесь место размахиванию маскулинностью?

Почему сидеть в бухгалтерии в военной части – это менее женское дело, чем сидеть в бухгалтерии на гражданском предприятии? Чем делопроизводство в армии отличается от работы в обычном отделе кадров или в ЦНАПе?

А еще, кстати, в армии служат геи. Если гетеросексуальный мужчина идет в армию доказывать свою нормативную гетеросексуальную маскулинность, зачем туда идет гей?

А теперь внимание: большая часть милитаризации, согласно Энло, происходит в мирное время и в поствоенных обществах. Во время Второй мировой женщины служили как по мобилизации, так и добровольно, однако после войны, стоившей Союзу крупных человеческих потерь, восполнять человеческий ресурс государство стало в основном за счет поддержки материнства (читай – максимальной стимуляции воспроизводства населения). В рамках этого доброжелательно-сексистского подхода женщин постепенно оттеснили не только от военного дела, но и от части тяжелых и вредных профессий на гражданке, дескать, тебе же рожать.

Связка войны и маскулинности плавно перетекла из СССР в основном в современную Россию, где Владимир Путин презентует себя как привлекательного мужчину с голым торсом и заодно «мочит в сортире» чеченцев, на контракт во вторую чеченскую войну охотно идет призывник первой Аркадий Б., смеются «Искандеры», и все от мала до велика «могут повторить». Согласно опросу «Левада-центра», 60% россиян считают, что каждый настоящий мужик должен пройти службу в армии. В рамках милитаризма Россия действительно считает, что окружена врагами, настаивает на нерасширении НАТО, набирает людей в войска на территории Молдовы и Грузии, ведет войны в Украине и Сирии, отсылает частные, но прогосударственные военные компании в ЦАР. Культивируются неосталинизм и ностальгия по советскому наследию, искажается и цензурируется история Второй мировой войны. Гомофобия и мизогиния прилагаются в комплекте. Российские феминистки имеют все шансы проявить свою международную женскую солидарность и заняться антивоенной пропагандой в своей стране (чего они, впрочем, за исключением примерно полутора человек не делают).

Правомерно ли ставить под сомнение тезис о внешних врагах внутри государства, у которого этот внешний враг совершенно точно есть? Вот некая женщина видит в ТикТоке танки, едущие в направлении украинской границы, читает в Твиттере размахивания кулаками, как будут бить х-хлов, возможно, уже каким-то образом пострадала от войны и сама, за семь лет-то немудрено. Не является ли газлайтингом предложение ей пересмотреть свои убеждения о наличии внешних врагов?

Давайте теперь разберем тезис о том, что милитаризм и милитаризация усиливают гендерное неравенство. Если в период с 2014 по 2021 год гендерное неравенство в Украине усилилось, возможно, все мои рассуждения иррелевантны и милитаризм по Энло все равно проник в наши сердца?

• Возможно, Минздрав запретил женщинам 450 гражданских профессий? Наоборот, разрешил.
• Возможно, у нас отменили законодательно закрепленные гарантии равенства в сфере труда? Нет, ввели.
• Возможно, у нас уменьшилось количество феминистских мероприятий и их участниц? Наоборот, увеличилось.
• Возможно, у нас отменили гендерные партийные квоты? Наоборот, ввели.
• Возможно, у нас уменьшилось число женщин в парламенте? Наоборот, увеличилось.
• Возможно, у нас отменили антидискриминационную экспертизу школьных учебников? Наоборот, ввели.
• Возможно, Держстат отменил индикаторы мониторинга гендерного равенства? Наоборот, разработал.
• Возможно, ультраправые партии подняли свою электоральную поддержку с 2% до 10%? Наоборот, утратили.
• Возможно, у нас уменьшилась доля женщин в айти? Наоборот, выросла.

Напоминаю, что еще десять лет назад феминистский активизм был реактивным и боролся против запрета репродуктивных технологий, а о таких конструктивных инициативах, как ратификация Стамбульской конвенции, вообще речь не шла. Впрочем, до предметного разговора об этих фактах дело не доходит. Средний диалог на эту тему выходит примерно таким:

– Ставить женщин на военный учет – это усиление милитаризации, а милитаризация это плохо.
– А чем плоха милитаризация?
– Тем, что потом к детям в школы приходит Правый Сектор и учит их мизогинии и гомофобии.

Следите за руками. Если сегодня какая-нибудь журналистка пойдет становиться на учет в военкомат, чтобы в случае военной необходимости служить пресс-офицеркой, то завтра какой-нибудь правосек пойдет в школу гомофобить. Это ж прямо в такой связке и работает, ученые ерунды не скажут. По этой логике получается, что чем больше гендерного равенства, тем меньше гендерного равенства.

Вопрос со звездочкой. Милитаризм, согласно Энло, включает в себя убеждение, что во времена кризиса женщины нуждаются в вооруженной защите. Сопротивление постановке женщин на учет не укрепляет ли милитаризм?

Феминизм и яжедевочка

Назваться феминисткой существенно проще, чем вытравить из головы патриархальные установки, и происходит хронологически раньше. Это, в целом, нормальное явление, но оно порождает какое-то количество женщин, находящихся на ранней стадии – транслирующих под видом феминизма еще вполне себе патриархат.

Патриархат запрещает женщинам открытую агрессию, но поскольку без агрессии человеческое существо не выживает, патриархальные женщины часто отлично умеют оперировать пассивной. Если женщина при этом достаточно привилегирована, чтобы хотеть и мочь быть «яжедевочкой», получается довольно весело. Я феминистка, но знаете, женщины без мужской помощи даже на гражданке не выживают, а вы их в армию, ироды. Было «женщины слабые и требуют защиты», стало «я как феминистка утверждаю, что женщины слабые и требуют защиты».

При этом социальная лень, безусловно, не является чисто женской прерогативой. Это общечеловеческий и давно наблюдаемый социологами феномен: если дать людям перетягивать канат группой, то обязательно найдется кто-то, кто будет просто руки на канате держать, мол, и без меня справятся. Однако феминизм как явление не задумывался для ее реализации и рационализации.

Чтобы максимально предотвратить полномасштабную войну, нужно вкладываться в обороноспособность в любой форме уже сейчас. Более того, нужно было делать это все предыдущие годы. Те люди, которые реализуют сейчас свое право на сродну працю, отрицание очевидного и любование своей женской слабостью и не вкладываются в оборону никак, не только не берут на себя свою часть гражданской ответственности, которую другие (в том числе, вы не поверите, те самые могилянские филологини) тянут за троих, они ослабляют и свои позиции тоже. И позиции своих детей, кстати, тоже. Куда-то деть ребенка на военкоматные полдня – это безответственно и не зовите нас в военкомат, зато дотянуть до момента, когда ребенок подорвется на вражеской противопехотной мине, запрещенной Оттавской конвенцией, – это дохрена ответственное материнство. И отцовство, кстати, тоже.

А теперь, внимание, про интересы женщин

Мы справедливо говорим сегодня о том, что женщина не сможет оставить ребенка на несколько часов, уйдя в военкомат, но что, если она оставит ребенка на годы потому, что ее загребут в концлагерь типа «Изоляции»? Что, если она оставит ребенка навсегда потому, что ее убьет снарядом? Что, если снарядом убьет самого ребенка?

Мы справедливо говорим сегодня о наличии в армии сексуального насилия, но что, если насиловать будут солдаты вражеской армии и группой? В случае полномасштабной войны, между прочим, военные части будут не менее, а более безопасным местом для женщин, чем захваченные города и села. И чем больше там будет женщин, тем меньше там будет шансов на насилие.

Что, если тем, кто сейчас морщит нос от позиции армейского пресс-офицера, в итоге придется заниматься проституцией? Что, если женщине с коляской придется стоять в очереди не в военкомате, а на КПП в Дорогуське? Что, если закроют гражданское авиасообщение и придется, как в Афганистане, цепляться за шасси последнего самолета? Откуда мнение, что получать военный билет в военкомате долго, а вид на жительство в ЕС недолго? Бывший министр связи Афганистана работает велокурьером, так откуда мнение, что обычная украинская женщина с детьми устроится лучше него? Откуда мнение, что обычная украинская женщина с детьми выиграет конкуренцию за рабочее место и арендное жилье со всеми остальными собравшимися уехать пятнадцатью процентами украинцев, а также со всеми афганцами, сирийцами и курдами? Кому будет лучше, если женщина не сможет застрелить потенциального насильника? Если не сможет оказать первую медицинскую помощь себе или кому-то рядом с собой? Если подорвется на мине по незнанию минной безопасности, потому что знание последней – это та самая проклятая милитаризация, она не нужна?

Еще есть маломобильные женщины. Старые женщины. Психически нездоровые и недееспособные женщины, находящиеся в специальных заведениях. Девочки-сироты в интернатах. Давайте вместе включим интерсекциональный анализ и подумаем, что будет с ними, если здоровые, молодые и взрослые не предотвратят наступление? Что мы знаем о судьбе таких женщин на оккупированных территориях? Как там дела с их правами?

Если бы до 2014 года в стране было немного больше «милитаризации», и мы бы состояли в НАТО и имели крепкую армию, женщинам на оккупированных территориях не пришлось бы все эти годы страдать.

Более миллиона женщин, которые сейчас имеют статус внутренне перемещённых лиц, жили бы счастливо в родных городах. Нынешняя волна «милитаризации» поможет не пополнить количество женщин, которые уже убиты, искалечены физически и психологически, потеряли дома, родственников, детей, имущество, работу и смысл жизни. И если она не в интересах женщин, то я не знаю, что может быть больше в интересах женщин.

---

Поддержать редакцию:

• UAH: «ПриватБанк», 4149 6293 1740 3335, Кутний С.
• Patreon
• USD: skrill.com, [email protected]
• BTC: 1D7dnTh5v7FzToVTjb9nyF4c4s41FoHcsz
• ETH: 0xacC5418d564CF3A5E8793A445B281B5e3476c3f0
• DASH: XtiKPjGeMPf9d1Gw99JY23czRYqBDN4Q69
• LTC: LNZickqsM27JJkk7LNvr2HPMdpmd1noFxS