Екатерина Шульман и миф о новом пуританстве

Екатерина Шульман. Фото: ЦИК РФ

В интервью журналу «Сеанс» от 3 августа политологиня Екатерина Шульман поделилась впечатлениями о современном феминизме. И не просто поделилась, а представила удивительную, прямо-таки фантастическую картину — впрочем, довольно характерную для правого дискурса, представители и представительницы которого любят, фигурально выражаясь, дополнять и додумывать образ оппонента.

В России Шульман весьма уважают либертарианцы, а сама она в беседе на «Эхе Москвы» отзывается оо консерватизм весьма уважительно. С её точки зрения, консервативным может быть и условное сексуально-либертарное мировоззрение, если оно относится к прошедшей эпохе и современными прогрессистами воспринимается как ретро.

Это далеко не первый текст Шульман с критикой феминизма третьей волны, воспринимающейся ею как опасная деконструкция. В 2017 году политологиня одобрила декриминализацию домашнего насилия в России, покритиковала политкорректность и поведала о советском матриархате (которого на самом деле не было, но правые любят о нём рассуждать), а в новом интервью внезапно отказалась от прежнего обещания не обсуждать феминизм и обрушилась на него с якобы разоблачениями.

Шульман фактически повторяет жалобы патриархальных мужчин на неопуританство, которое якобы наступило после сексуальной революции. Отношение к сексу поменялось во второй половине XX века: «Раньше это была сфера долга, ограничений и опасности. После 1968-го — удовольствия и самовыражения». Как и подобает правой, то есть идентифицированной с мужчинами, женщине, Шульман забывает договорить, что это была сфера мужского удовольствия и самовыражения.

Субкультуры хиппи и битников были отчётливо сексистскими. Так, в отзыве на книгу Дэвида Брукса «Бобо в раю: Откуда берётся новая элита» феминистка Ольга Майорова пишет о Локе Мак-Коркле, прототипе Шона Монахана из романа Керуака «Бродяги Дхармы». Его, как и многих других мужчин, ждёт гарем или, по меньшей мере, одна симпатичная сожительница, которая печёт хлеб, постоянно рожает и обеспечивает партнёру «близкий к природе» идиллический быт, где нет места даже холодильнику (но это уже не проблема главы семьи).

Потом женщина, не выдержав «счастья», пропадает. Куда — не указывается даже в мемуарах контркультурного героя. Появляется другая партнёрша, ещё моложе, тоже одурманенная сказками о свободной любви, индуизме, естественности и проч. Этот фарш можно проворачивать до бесконечности: миф 1968 года притягивал молодых любовниц даже к больным и стареющим контркультурным героям. А наоборот получается крайне редко — только в тех случаях, когда пожилая женщина активно пользуется услугами хирургов и косметологов. Мужчине подтягивать лицо не обязательно: достаточно рассказать про природу, полиаморию, 1968 год. Ведь юные девушки — сплошь геронтофилки, обожающие стариков (табличка «сарказм» для самых маленьких). А ещё они привыкли, что их лапают и это надо терпеть.

Мужская модель свободы начала разрушаться, когда феминизм пошёл в массы. Поскольку для андроцентричного мировоззрения человек — это по умолчанию гетеросексуальный мужчина, поднялся крик, что сексуальной свободы лишают «человечество как таковое». Мужская сексуальная свобода при патриархате не включает женскую свободу отказать, не получив за это в лицо ведро помоев.

Интервьюерка и Шульман говорят об асексуальности, которую принесла с собой политкорректность, словно забывая, что именно в политкорректную эпоху публичные разговоры о сексе стали частью европейской нормы, что сейчас постепенно легитимизируются самые разные ориентации, от квирплатонической до грейполисексуальной, что, наконец, вибраторы можно купить в любом крупном европейском супермаркете, а три лесбиянки даже могут заключить подобие брачного контракта. Что это, если не свобода? Ах да, патриархальным мужчинам мешают хватать официанток за ягодицы, и этот факт перечёркивает все достижения сексуальной неореволюции. Которая, напомним, происходит у нас на глазах.

Множество людей принимает свою пансексуальность, осознав, что их привлекают не только «обычные» мужчины или женщины, но и квир-тела. Женщина может прийти в лесбийство после сорока, избежав трагедий, с которыми столкнулась Эдриенн Рич и её современницы. Гейская субкультура репрезентирует множество мужских ролевых моделей, которые в самых толерантных сообществах представлены на равных, а не как «настоящие мужчины-медведи» и «женоподобные опущенцы». Но патриархальным мужчинам мешают хватать официанток за ягодицы, значит, мы все умрём.

«Секс вновь стал опасным, — сообщает Шульман. — Не из-за заразных болезней, не потому что муж убьет оглоблей за взгляд на соседа через забор, а потому, что секс с незнакомым или малознакомым партнером грозит обвинением в насилии, харассменте, публичным скандалом, гибелью репутации».

То есть примерно с 1968 по 2010-е секс был безопасным? Половыми инфекциями люди не заражались, презервативы не рвались, лечиться не приходилось, а незнакомые мужчины не принуждали женщин к случайным связям? Интересно, что политологиня снова проговаривается: секс «стал опасным» для склонных к насилию гетеросексуальных мужчин. Аудитории предлагается оплакивать насильников, которым «разрушили репутацию». Ведь женщины — это такие гнусные лгуньи, которым только дай волю, как они оклевещут, опозорят и отправят в ад миллионы настоящих людей, читай: мужчин.

Что-то это напоминает — уж не средневековые ли христианские трактаты, рисовавшие женщину как «врата погибели»? Отцы церкви утверждали, что свободу женщинам дозволять нельзя. То же самое говорит Екатерина Шульман. А всё объясняется просто: освобождение угнетённых ограничивает свободу класса угнетателей — свободу насиловать, например.

В постоянных же отношениях мужчина якобы не подвергается риску; возможно, до нашей героини ещё не дошло, что женщины — о ужас — стали жаловаться на брачные изнасилования. Скоро нельзя будет принуждать к сексу жён, которые обязаны уступать, даже если у них послеродовые осложнения или мигрень. Цивилизация рушится, пора эвакуировать мужчин на Марс.

Проговаривание психосексуальных травм Шульман видит как патологию, отягчающую жизнь человека: «…и вот ты будешь такой травмированный жить и долго и дорого лечиться у психотерапевта». Это напоминает рассказы деревенских стариков об эпилептиках, которых не лечили, а просто морду им били, когда они «дурковали», и те, придя в себя, дальше жили здоровые — до нового приступа. Можно вообще не лечиться. Зубы лечить — это ведь тоже долго и дорого: не проще ли считать их здоровыми, пока не сгниют, а корни удалять клещами, для храбрости выпив водки? В правоконсервативной парадигме должны выживать сильнейшие; только удивительно, что эти выживальщики ещё не заселили ближайший лес.

Молодое поколение Запада Шульман называет консервативным, но при этом сама пропагандирует консервативные идеи в духе Республиканской партии США. Казалось бы, в чём противоречие, почему ей не нравится консерватизм? А ларчик просто открывается: это никакой не консерватизм, и дети нисколько не целомудреннее родителей — они просто перестали бояться сказать, что им не нравится, когда стрёмный дядька лапает их без спроса. Но не припомню, чтобы «свободные» четырнадцатилетние школьницы моего поколения в таком количестве сочиняли порнофанфики, как современная молодёжь.

В поколении, родившемся после 1995 года, по мнению Шульман, конфликт с родителями не фиксируется. Откуда такие сведения? Из того же параллельного пространства, которое году в 1995 сообщало, что «поколение 76-82» перестало читать книги? Я наблюдаю множество молодых парней, девушек и небинарных подростков, конфликтующих с родителями вплоть до избиений, а Шульман их не видит. От неё они будто спрятаны, и это вполне естественно: таким дамам бунтующая молодёжь редко доверяет. Иначе бы Екатерина знала, что движение brafree [«свобода от бюстгальтеров», которые, кроме спортивных, часто неудобны и вредны для здоровья; см., например, одноимённое сообщество в кириллическом сегменте «Живого Журнала» — ред.] приобрело большую массовость не в 1960-е, а в 2010-е годы. Но, по её мнению, современные девушки ринулись в бутики за лифчиками, а вот их бабушки полуголыми на столах плясали, словно афинские гетеры.

О художниках, рисовавших обнажённую натуру, Шульман говорит: «Тогда их ругали за то, что они неприличное рисуют, возбуждают страсти: вредно для девочек. Сейчас — объективируют женщин, потакают культуре насилия: вредно для девочек и для мальчиков. Просто один в один». Насколько своеобразной логикой нужно обладать, чтобы поставить на одну ступень попытки репрессировать женскую сексуальность и попытки оградить женщин от насилия?

Американская художница, которую Шульман обвиняет в пуританстве, заострила внимание на картине Уотерхауса «Гилас и нимфы», поинтересовавшись: что тут не так? Собственно, эта феминистка движется в верном направлении, но перформанс сделала немного топорный. Её основной задачей было обратить внимание на популярный сюжет: одетый мужчина и обнажённая женщина или много обнажённых женщин вокруг.

Если бы она взяла не одно произведение, а сделала подборку репродукций и сопоставила с аналогичной подборкой на тему «одетая женщина и голые мужчины» (навскидку я ни одной такой картины не назову), это выглядело бы иллюстративнее. Интерсекциональный феминизм совершенно не против изображений ню, но огромный перевес сюжетов вроде «не сексуализированный и не всегда конвенционально красивый мужчина любуется женским мясом» наводит на очень неприятные мысли.

Финал этих мужелюбских ламентаций фееричен: современная удобная одежда-унисекс появилась из-за потакания мусульманам. Ведь нормальная раскрепощённая женщина ни за что не захочет поменять кофточку с вырезом до лобка на толстовку, а непрактичные рвущиеся капроновые колготки — на штаны. Сегодня надела толстовку, завтра наденет хиджаб, а потом её завербует запрещённая организация!

Какой напрашивается вывод? Чтобы сохранить удачную политическую карьеру, постсоветская женщина обязана проповедовать мужские ценности в ущерб женским, а если и поддерживать женские, то очень, очень осторожно. Выступаешь за экономическую независимость женщин и право на аборты? Не забудь подсластить пилюлю, добавив, что ты ни в коем случае не феминистка, а феминизм — это новое пуританство. А то мужчины могут не оценить.

You may also like...