В последние годы на постсоветском пространстве сформировался образ антиавторитарного левого как беззубого миролюба, который, в лучшем случае, находится над схваткой империи и колонии (об этом — статья Мрачника «Анархизм и война»), а в худшем довёл не только политический, но и бытовой пацифизм до полной неспособности противостоять агрессии.

Как-то раз один окололевый литератор, услышав, что я избавилась от насильника, грамотно сыграв на его болевых точках и вызвав слёзы, выкрикнул, что я «недочеловек, склонный к насилию», — а ведь речь в диалоге шла всего лишь о психологическом, а не физическом давлении на агрессора. Здесь также, вероятно, сработали гендерные линзы: молодой человек по умолчанию приписал мне женский гендер, а женщина-феминистка хороша только тогда, когда пишет: «Меня оскорбили, и я так плакала, так плакала после акции». Становясь активным и беспощадным к противнику субъектом, она автоматически исключается из поля сочувствия.

В 2006 году недочеловеком меня назвал подонок, которого пришлось сдать милиции после угроз и попытки нападения. То есть «новый левый» негетеросексуальный мужчина, позиционирующий себя как сторонника равноправия, бессознательно копирует поведение гетеросексуального консерватора, а всё оттого, что в его подсознание прочно забито: угнетённые не должны жёстко противостоять нападающему, это калька «вражеского» поведения. Но если вы сдали насильника правоохранительным органам — это тоже плохо: вы включились в систему. Идеальная левая — мёртвая левая.

Дошло до того, что идейные патриархалы — от наци до анархо-мачистов — и обыватели готовы приписать любой леволибертарной группировке «ограниченные интересы девочек с тамблера»; при этом упускается из виду, что девочки с тамблера говорят не только о множественных идентичностях и языковой реформе, но и о домашнем насилии, смертях от анорексии, убийствах ЛГБТ(К)-людей. Приходилось читать подобное и об анархо-группах, в которых состоят обладатели воинских званий.

Откуда растут корни мифа о дурном леволибертарном пацифизме?

Помните, как идеи американских и европейских «новых левых» пошли в народ? Напуганные официозной пропагандой горожане ожидали красного комиссара с рогами и копытами, а оказалось, что коммунисты — это забавные парни в джинсах-клёш и босоногие девы с цветами в волосах. «Левым быть не страшно», — говорили хиппи.

Даниэль и Габриэль Кон-Бендиты разработали оригинальный для своего времени концепт революции как игры, в которой индивида приглашают участвовать, а не загоняют в мясорубку под дулом пистолета. «Jeu» также переводится как «шутка». Так, незаметно, под шутки и музыку человека втягивают в серьёзную работу, и, более того, «игра» — неотъемлемая часть работы. Этот метод, как и многое другое, позаимствовали правые.

Правый — обезьяна левого, как дьявол в средневековой теологии — обезьяна бога. Поэтому сейчас мы наблюдаем якобы безобидные «смешные» мемы с лягушонком и якобы неопасных интеллектуалов-либертарианцев в образе мальчиков из соседнего кампуса. Иной раз достаточно пошутить, чтобы человека перестали ассоциировать с чудовищем, но юмор альт-райтов то и дело скатывается в людоедский глум и не способен отвлечь внимание от их преступлений на почве ксенофобии.

Что касается левых, то многие из них слишком вошли в роль. Их идеологические наследники, порой не помня, откуда что взялось, бездумно воспроизводят механизмы борьбы «за всё хорошее против всего плохого» («Поддерживать АТО? Там убивают людей!»). Отсюда и странные истории: например, произошедшая с Амандой Киджерой, американской журналисткой, приехавшей на Гаити помогать цветным и изнасилованной чёрным мужчиной. Девушка твердила, что он — её духовный брат, а она изучает наследие Малкольма Икса, только насильника это не остановило.

«Виноват не он, а белые мужчины. Я благодарна за то, что я пережила… Вместо того, чтобы чувствовать опустошённость и горечь, я решила и дальше любить и учить», — подытожила она.

Либертарные левые, особенно, к сожалению, женщины, временами напоминают героиню романа Фенимора Купера «Зверобой». Это юная девушка по имени Хетти, которая решает, что если индейцам почитать вслух Библию, они перестанут снимать скальпы. Хетти не убивают — культура ирокезов традиционно доброжелательна к «блаженным», но толку от чтения Нового Завета примерно около ноля.

И ничего, что параллельно с концептом революции-игры Франц Фанон говорил о великом вооружённом протесте, а Камило Торрес разрабатывал концепт революционного насилия против угнетателей. В рамках того самого христианства, «теологии освобождения». Игра не мешает вооружаться, иначе это плохая игра.

Хватит ассоциировать левых либертариев с выходцами из благополучных буржуазных семей, отрицающих любое насилие себе во вред. Среди нас полно бывших рабочих, офицеров запаса, уроженцев посёлков и райцентров; среди нас есть люди, которые, несмотря на внешнюю хрупкость, способны противостоять дегенератам. Мы не в раю, и между страницами условной Библии надо вклеивать бритву.

Я уважаю тех, у кого остались силы только плакать, потому что их никто не учил брать камень, нож или бомбу, но проповедники абсурдного пацифизма в условиях современного пост-СССР заслуживают, по меньшей мере, утопления. Метафизического, конечно. Архимед сказал ворвавшемуся в его дом римскому солдату: «Не трогай мои чертежи». Теперь псевдопацифисты могут услышать: «Не трогай мой камень, нож или бомбу». У нас есть право поднять с земли камень. Кстати, у них тоже.

Поддержать редакцию:

• UAH: «ПриватБанк», 5168 7422 0198 6621, Кутний С.
• SKRILL.COM: [email protected]
• BTC: 1D7dnTh5v7FzToVTjb9nyF4c4s41FoHcsz
• ETH: 0xacC5418d564CF3A5E8793A445B281B5e3476c3f0
• DASH: XtiKPjGeMPf9d1Gw99JY23czRYqBDN4Q69
• LTC: LNZickqsM27JJkk7LNvr2HPMdpmd1noFxS