«Кодекс»: личное и политическое в книге об арт-группе «Война»

Книга Жанны Поярковой «Кодекс» об арт-группе «Война» вышла три года назад и встретила сдержанное молчание критики. Оно и понятно, почему: повествование было хаотичым, неровным, балансирующим между нон-фикшном и контркультурным «романом-трипом». Вдобавок его автор — женщина. «Зачем мне это чтиво, — сказал один шапочный знакомый, — и что это за голая баба на обложке? Там про курицу в вагине или похождения очередной Даши Асламовой?»

Характеристика Ольги Славниковой, координаторки премии «Дебют», кажется,  замела репутацию книги под советский ковёр: «…в сознании героини происходит драматическая аберрация. Девушка мечтает о рыцаре, но, не обретая такового в любимом, сама как бы становится в своем воображении его рыцарем, защитником, мысленно давшим клятву преданности и верности». Настолько банально, что почти оскорбительно.

Конечно, мир, который выбирает для себя Славникова, известная в литературных кругах как «борица с политкорректностью», предлагает женщинам только два сценария: слабость и имитация слабости. Этот мир полон правых тупиц, повторяющих за Новосёловым и Протопоповым или их чуть более интеллектуальными коллегами что-то вроде «чем фертильнее женщина, тем меньше она склонна «проявлять силу», то есть, доминировать, а с постепенной утратой женщиной фертильности возрастает её тенденция к доминированию»,  — обыкновенный псевдонаучный бред вроде драпетомании.

Жанна Пояркова, авторка книги

Я не верю, что человек любого пола и гендера в здравом уме хочет быть слабым. Женщины, жалующиеся, что устали быть сильными, на самом деле никогда не были по-настоящему сильными и устают от нехватки, а не от избытка. Сила и выносливость ломовой лошади — несколько разные понятия. Они соглашаются быть слабыми, потому что быть сильными им не позволяют. Но протагонистке «Кодекса» плевать, позволяют ей что-то или нет.

Мор — такое имя автобиографическая героиня выбрала в честь феи Морганы из рыцарского цикла, — с детства хотела стать воительницей. В «Кодексе» есть флэшбек — героиня-школьница накидывается на другую девчонку и чудом не убивает. Но девочка так себя вести не должна. Все интересы и хобби невысокой худенькой девушки, как нарочно, находятся в маскулинном спектре.

Фея Моргана — волшебница, персонаж английских легенд артуровского цикла, единоутробная сестра и одновременно любовница короля Артура. Э.Ф. Сэндис

Ни классическая культура, ни поп-культура девяностых почти не предлагают ей адекватных самоощущению женских образов, и героиня выстраивает свою идентичность как андрогинную, ориентируясь, в основном, на мужские ролевые модели. Она не хочет покоя, да и можно ли называть покоем постоянную нервотрёпку, на которую патриархат обрекает конформисток? Но эта нервотрёпка — унылая, а Мор не выносит кухонной тоски:

«Изнутри раздирала невыносимая нежность к миру, смешанная с тоской, какая-то уитменовская жажда, страсть к жизни. Словно агонизировать в экстазе. Чтобы справиться с собой, нужно было буйство, действие, вакхические пляски. Больше огня, больше, еще больше чёртового огня, хотя от него выгорают внутренности. Стоило кому-то застопориться, начать тратить время зря, как внутри начинал отсчёт таймер ядерной бомбы».

Она проецирует на возлюбленного средневековую схему, только перевёрнутую:

«Я всегда хотела быть рыцарем Дока. Чтобы кто-нибудь напал на него, а я ворвалась и заставила врагов обратиться в бегство. Хотелось встать на колено, наклонить голову, чтобы он произвел меня в рыцари, связав узами верности. Он был частью вечного отряда, в котором я хотела находиться. У Муркока, прочитанного в детстве, была концепция Вечного Героя, который может умирать множество раз, но снова и снова возрождается в разных странах и разных мирах».

Но Вечной Героини с мечом, в отличие от Вечной Матери, в мире нет, либо она скрыта. Мор своими действиями пытается то ли воскресить, то ли создать с нуля её архетип.

Быстро возникает слабо проговорённый, но всё же зафиксированный конфликт: мальчик принадлежит к верхушке среднего класса, а героиня — обычная офисная служащая, приехавшая в Питер из провинции. В начале повествования ему около двадцати, ей под тридцать, а ещё во время заграничной поездки Док на ровном месте срывается в истерику, называет Мор и её парня нищебродами, и мы понимаем, что эта история закончится ничем. Классовое вмешивается в личное, даже когда богатые и бедные вместе выступают против «общества ментов и попов». Состоятельный парень может увлечься богатой зрелой женщиной или нищей юной девушкой, но ему ни к чему та, что ещё не богата и уже не юна.

В XIX — начале XX веков популярностью пользовался сюжет «мужчина вовлекает женщину в протестное движение». Если барышень учат только французскому и танцам, а Хеди Ламарр ещё не изобрела wi-fi, за политическими знаниями надо идти к мужчине. Вот, например, героиня романа Нины Арнольди «Василиса», тридцатилетняя вдова: этакий свободный волк — он младше героини, как и герой «Кодекса», — втягивает её в подпольщину, искусно манипулирует ею, потом уходит к девушке-подростку, а Василиса топится в реке. Вот Лиза Басова из полудокументальной повести Амфитеатрова — наивная поповна-сирота, которую студенты используют как хранительницу тайной переписки. Лиза попадает в ссылку, сбегает с помощью товарища, передающего ей шифровку, которую надо вручить другому соратнику, но вот беда — проводник эту шифровку прячет и врёт, что она пропала. Теперь Лиза, так и не доехав до революционеров, живёт с этим проводником по документам его покойной жены, как обычная мещанка, — а что  остаётся делать? Большинство революционных женских сюжетов напоминают эти два.

Новая героиня не только сама способна вовлечь героя в протест — часто она  радикальнее него, но надеется, что ей удастся «разбудить» парня, подтянуть до своего уровня:

«Я ожидала неожиданных поступков: стоит обстоятельствам сложиться удачно, Док отмочит что-нибудь почище нас, а внешнюю невозмутимость и спокойствие сметёт коктейль Молотова».

Этого не происходит, что тоже предсказуемо.

Арт-группа «Война»

«Война», в которой за всё время существования перебывало около шестидесяти человек, — не первая аффинити-группа, в которой участвует героиня. Незадолго до того, как анонимный пропагандист, в узких кругах известный как основатель сайта «Культура Апокалипсиса», отправит ей письмо, девушка разочаруется в НБП — ей казалось, что ещё чуть-чуть, и она увидит «диких девочек, взрывающих города», но Лимонов превращает партию в обслугу, пляшущую вокруг комплексов пожилого нарцисса.

Нацболы в начале нулевых

Основная проблема в том, что мировоззрение Мор долго остаётся классически правым. Участники группы выглядят «слишком трикстерами», Мор боится, что её обманут, и поначалу не понимает, как с ними общаться. И неудивительно: всё, что близко Мор — трогательно-архаическая идея служения даме или кавалеру, иерархичность, воля к власти, присоединение к традиционно-маскулинному дискурсу — правоконсервативные вещи. Её сознание разрывается между романтизированными условностями «старой культуры» и желанием той непреходящей изменчивости, о которой писал Шелли:

«Я нуждаюсь в следах, намеках, загадках, в том, чтобы не покидать движущийся, вечный лес, воплощение неизменной мрачной изменчивости».

Есть и другие разногласия:

«Я считала, что секс не может быть орудием политической пропаганды, потому что отвлекает внимание от любого содержания; секс профанирует политические идеи. Война считала иначе, и в данном конкретном случае их убеждённость работала. Создавая скандал, они вписывали его внутрь текущего информационного поля, за счет чего групповуха становилась посланием».

Справа-налево: Наталья Сокол и Олег Воротников с сыном

Мор и костяк группы объединяет своего рода метафизический милитаризм. Лёня, бывший успешный менеджер, становится подбирающим с пола жвачки дауншифтером и аскетом; кандидаты наук прикидываются дураками; стеснительные выпускники философского публично трахаются — всё это борьба с собой, разрушение паттернов, мешающих свободному восприятию действительности: «Странный способ самодрессировки, которым занималась Война, вызвал интерес. Они не получали лёгкого кайфа, не резвились, они воевали — и  с собой в том числе». Воротников охотно принимает Мор, так как эта девушка, по его словам, «ненормальная».

Действительно, некоторые реакции Мор нестандартны, на грани социопатии: «Олег с Козой спали после ночной разведки, Каспер полз то ли по креслу, то ли по дивану, и вот-вот собирался упасть.  <…> Меня дети оставляют равнодушной, поэтому я наблюдала за ползками Каспера в уверенности, что падение будет неплохим опытом. Заметив мое бездействие, Док страшно обиделся, забрал Каспера, перенёс в безопасное место и некоторое время не разговаривал со мной». Идеал матери для Мор — Ульрика Майнхоф, взявшая дочь в лагерь палестинских террористов.

Маргинальность героиню не отталкивает — Мор видит её повсюду, так как, по её мнению, у русской маргинальности много оттенков, и разница лишь в том, что одни «легитимны», а другие — нет:

«Я не вижу ничего плохого в том, чтобы быть маргиналом. Этим словом можно напугать только тепличного холуя. Россия полна маргиналами до краев, это страна изгоев, бедняков, пьяниц, городских сумасшедших, нищих, инвалидов, бандитов. Их настолько много, что умные, целеустремлённые и развитые люди зачастую выглядят на их фоне странными. Многие главы регионов или администраций – ненормальные или преступники, от чего их беспокойство о духовности выглядит боязнью конкуренции со стороны площадных психов. Да и о каких маргиналах может идти речь в стране, где на центральных телеканалах рассказывают о лечении мочой?»

Но героиня рассматривает маргинальность с точки зрения образованного европейца, а в России её концепция строится на другой базе.

Акция «Хуй в плену у ФСБ»

Пояркова описывает акции «Охранник — друг мента», «Штурм Белого Дома», «Хуй в плену у ФСБ» (Мор, в числе остальных, рисует на мосту и едва не становится жертвой ментов) и подготовку к акции «Пошто пиздили Куру?»

Надежда Толоконникова в книге почти не фигурирует — внимание рассказчицы приковано к гораздо менее известной Ксении Е., социологине, защитившей магистерскую в университете имени Рене Декарта. Ксения успевает петь в группе, участвовать в работе Комитета академической солидарности и тусоваться с «Войной»; Мор характеризует её как девушку из фильмов Годара, восхищается её харизмой и ревнует к ней Дока, но протестует, когда Воротников пытается вовлечь Ксению в потенциально травматичную акцию. Ксению долго не предупреждают, что именно она должна сделать, и хотят заручиться её согласием заранее:

«…кандидатура Ксении не пугала, но все должно было происходить иначе. Ей не давали выбора, её дурачили, подбираясь исподволь, напирая на прежние громкие заявления, лишая дороги назад. Нельзя пользоваться детским восторгом для того, чтобы подписывать, на что угодно. Зная характер Ксении, можно было предположить, что она не спасует. Особенно было обидно и гадко, что Док приплёл сюда революцию. Блядь, да что ты вообще знаешь о революции?!»

На главную роль соглашается Елена Костылёва, которая долгое время вписывала группу в своей квартире. Надо сказать, что на этот раз организаторы выбрали подходящую кандидатуру: во-первых, после фотографии в ванной, где Толокно лежала, обложенная куриными тушками, коллективное бессознательное стало ассоциировать акцию с будущей активисткой «Пусси Райот»; во-вторых, сообщество «актуальных поэтов», к которому принадлежит Костылёва, мало чем можно удивить, и женщина получила не стигму, а невидимую медаль.

Цинизм Воротникова по отношению к Ксении предсказуем. Пояркова даёт Олегу характеристику, внимательно прочитав которую не слишком удивляешься его нынешнему «крымнашизму»:

Олег «Вор» Воротников, ныне крымнашист

«Он посмеивается над слабаками, над чьими-то наивными идеалами, подтрунивает, грубовато подначивает, подталкивает к переосмыслению принципов… Он расшатывает чужие принципы легко, походя, весело и с прибаутками, просто потому, что может. Он любит назвать чёрное белым, а белое чёрным ради тренировки, ради забавы, а может, потому, что ему нравится разрушать идеалы, так как собственные размазались в ходе бесконечных дискуссий».

Его жена Наталья Сокол, Коза, другая:

«…она сглаживает противоречия добротой, её мир идеализирован, он вполне определён и чёрно-бел».

Наталья «Коза» Сокол

Забавно, что радикальные феминистки видят Козу жертвой, таскающейся за   главой семьи с мешком детей. В «Кодексе» роль Козы совсем другая, она — основная организаторка, её интуиции доверяют, даже если Наталья на ровном месте требует перестраховаться и больше не приводить человека, показавшегося ей стукачом. Таким образом, эти феминистки обесценивают деятельность Натальи, её субъектность, игнорируют тот факт, что она популяризировала в СМИ образ обаятельной бунтарки и вовлекла в движение много неконформных женщин.

«Война» вообще не похожа на обывательское представление о ней:

«К разочарованию многочисленных критиков Войны должна сказать, что отбросов в группе я никогда не видела. Более того, некоторые участники имели довольно высокий социальный статус и не испытывали никаких проблем с деньгами, над чем, бывало, подшучивал Олег. Большинство активистов — образованные, начитанные люди».

Именно состоятельность или образованность толкает художников на провокации. Они прикидываются теми, кем не являются, и смотрят на реакцию общества. Характерный эпизод — когда на интервью с Мариной Ахмедовой Олег приходит в рваных штанах и сочиняет, что они последние, а журналистка, чтобы не остаться в долгу, косит под буржуазную до мозга костей даму, «как будто в это кто-то мог поверить».

Некоторые знакомые Поярковой признавались, что читали книгу, старательно пропуская подробности отношений героини с мужчинами. Такое чтение выглядит этичным, но не позволяет проследить связанность личного и политического. Док подталкивает Мор к участию в радикальных акциях «Войны» («Именно тогда я поняла, что выражение «разбить сердце» – не совсем образное. Док сказал, что ему плевать, что со мной случится – и в следующую секунду я захлебнулась осколками. Я сломалась. Терять было нечего, и хотелось использовать резерв отчаяния для чего-то полезного»), и он же своей пассивностью ускоряет её процесс отдаления от группы:

«…я была распалена гаргантюанскими планами, а деятельность Войны представлялась мне слишком мирной. Мне нужен был взрыв Парламента, мне хотелось заслонить собой Дока, чтобы пули превратили меня в решето — а вместо подвигов мы обсуждали, как привлечь сомневающуюся порнозвезду».

После истории с Ксенией Мор остывает к группе. Ранее она замечает и барские замашки Воротникова, и его стремление приносить людей в жертву «делу». Так «левое» ударилось оземь и стало «правым». Она размышляет о разочаровавшей её дружбе с Доком: «Если даймё — недостойный человек,
подлец и садист, должен ли самурай быть верным ему до конца, воспринимая происходящее как испытание? Или долг самурая состоит в том, чтобы пресечь зло, остановить даймё, не дать ему запятнать себя и
закон?»

Олег Воротников на заброшенной стройке напротив следственного изолятора на улице Лебедева в Санкт-Петербурге

Полудетская вера Мор в собственное умение изменять реальность была исключительной, но обернулась против неё: мир отказался подчиняться её желаниям. Юноша некоторое время использовал её в качестве удобной  любовницы, с которой можно ещё и поболтать, но которая не является женщиной мечты. Революционная арт-тусовка не свернула горы, но свернулась до размеров семьи. Мор подытоживает:

«Может, я и была таким дураком. Доном Кихотом. Пелинором в погоне за Искомой Зверью. Но я действительно искала ответ в кодексах чести. Они говорили, что там, где остальные ничего не делают, не желая возиться, друзья должны сопротивляться. Никто из чужаков не станет разбираться с тобой, будет соприкасаться только удобными гранями, наблюдая, как в иное время ты валяешься в дерьме».

Правда, девушка ощущает не только боль и разочарование, но и радость: «Я герой». Она доказала это себе и другим.

Книга заканчивается галлюциногенной зарисовкой под названием «Проектор»: к Кремлю приближаются дирижабли и огромная ящерица, управляемые активистами «Войны», а Мор, наблюдая за Воротниковым, планирует свергнуть его до того, как он станет очередным тираном. Это как «дикие девочки, взрывающие дома». По-прежнему нет ни диких девочек, ни ящериц, только тираны растут вокруг, как грибы.

Финал, вынесенный за скобки, совсем другой. Жаль, что он не вошёл в книгу. Он удачный и совершенно правдивый — говоря о нём, я не раскрываю страшных тайн: это информация из открытых источников. Мор, которая когда-то поддалась искушению бросить работу, чтобы оно окончательно её не извело, вернётся в IT, станет высокооплачиваемой специалисткой, заведёт отношения с более подходящим человеком и напишет роман, героиня которого руководит войском еретиков, бунтующих против бога-отца. Но даже сейчас, покупая еду, она по привычке отмечает расположение камер.

You may also like...