Боишься протестовать — обругай бабу: русский кризис маскулинности
Россия, как известно, полна отважных богатырей. Часть из них, как подтверждают попавшие к украинцам записи телефонных разговоров, сейчас бесстрашно похищает дорогие телевизоры из разорённых украинских квартир. Это было предсказуемо: русские телевизор не бросают. Если русский не смотрит телевизор, он какой-то подозрительный. Может, даже национал-предатель.
Но сейчас мы вспомним о других добытчиках и защитниках. Ещё Майкл Киммел, американский исследователь и профеминист, писал о кризисе маскулинности: мир изменился, женщины стали более активны, старые модели мужественности работают с перебоями, классические принципы мужской инициации деформированы или частично утрачены. В такой обстановке патриархальный мужчина ощущает себя неуютно. Что же делают русские мужчины, которым не удалось ни угнать трактор, ни украсть телевизор, ни выйти на митинг?
Они делятся на две группы: поклонники пресловутой «спецоперации» и её противники. Первую категорию хорошо описала анонимная активистка из российского мегаполиса:
«Часть соседей по подъезду всё время торчат на лестнице и курят, и теперь в их разговорах появилось новое направление — как пойти на войнушку и срубить бабла. Они все сидевшие, работы для таких мало или вовсе нет. Живут на детские пособия, на заработки жён. Так что логично. Радует лишь, что до «войнушки» они не доберутся ни при каких обстоятельствах, так как дойти до ближайшего магазина дешёвого алкоголя для них уже проблема».
Таким образом, для этих мужчин поступок заменили слова, как бы приравненные к делу. В ситуации, когда невозможно осуществить «правильный» русский маскулинный сценарий, то есть участие в захватнических боевых действиях, русский мужчина средних лет, переживающий кризис, непропорционально много говорит о своих желаниях и планах этот сценарий осуществить. Поскольку в советском или раннем постсоветском детстве ему вдолбили в голову, что «главное — не победа, а участие», он участвует в колонизации вербально, расписываясь в лояльности режиму. Его жене и детям от этого не легче, но когда деградирующих русских алкоголиков всерьёз интересовали проблемы каких-то там баб и детей?
Пацаны допризывного возраста и освобождённые от армии молодые мужчины ещё не скатились до такого уровня, но уже присоединяются к хору подпевал вождя. Они играют в танчики, пишут в социальных сетях гадости и глупости, лепят на автомобили известную букву и очень обижаются, когда им за это прокалывают шины.
Вторая категория кризисных страдальцев наоборот против «спецоперации». У них водка в магазине подорожала, PayPal закрылся, а проблемы вроде «женщина на пятнадцать лет моложе почему-то отказала» внезапно стали ничтожными на фоне линии огня. При этом они против социального активизма. Это такая инфантильная чепуха — с плакатом стоять. Это ничего не изменит. Да и страшно — вдруг сдерут 50 тысяч штрафа. И так на водку денег нет. К чему вы меня подталкиваете, ироды?
Некоторые из этих мужчин — огромные дядьки весом около ста килограммов. Настоящие, крутые, брутальные. Слушают тяжёлую музыку (ничего не имею против, я тоже её слушаю, но речь о другом). Поэтому они борются с бабами и бабством. Некоторые уже припадочно заголосили о «парткоме», призывающем ходить на площадь. Настоящий мужчина никому ничего не должен, поход на площадь ограничивает его свободу. Мало того, что раньше клятые феминистки мешали хватать за жопу кого попало, так теперь Феминистское Антивоенное Сопротивление придумали. Пфф, какие-то толстые девки с розовыми волосами. Даже если и не толстые, я всё равно пну толстых. Если я сам толстый — мне можно, я мужчина. Баба должна худеть, а не по площадям бегать. А ещё меня страшно угнетает продавщица, требующая надевать маску в супермаркете. Везде бабий диктат.
Любопытно, как в их головах антивоенные протесты и митинги начали ассоциироваться с бабьим бунтом, словно вытесняя на периферию не самый низкий процент мужчин-активистов. Но, в любом случае, такая подмена понятий выглядит убого, в духе «не можешь бунтовать — назови бунт характерным для угнетённой группы поведением и обесцень».
При этом даже российские противники Путина могут высмеивать Зеленского: карьера комика будто выводит его за черту настоящей маскулинности. Это миллион первая ловушка патриархального мышления: с одной стороны, сексисты заявляют, что лишь мужчины обладают настоящим чувством юмора и могут быть смешными, а с другой — клоун или комик уже не такой крутой мужчина, как солдат с автоматом и «мордой кирпичом». Между тем, профессия комика требует определённой смелости. Для немалого количества людей быть смешными психологически тяжело. Зеленский не боялся выглядеть смешным, а это означает отсутствие множества психологических блоков. Что он будет достойно себя вести и не спрячется в бункере, тоже было, в общем-то, предсказуемо. Просто не все умеют подобное видеть.
Я с уважением отношусь к российским мужчинам, которые не боятся протестовать, хотя знают, чем это в наши дни может грозить. Что же касается вышеописанных «премудрых пескарей» (есть такая сказка у русского классика Салтыкова-Щедрина), плавающих в море водки, это ганьба.
Ганьба.
Мне больше нечего сказать.