Мы пытаемся сделать всех аристократами или мужиками?

Max Beckmann, Hölle der Vögel

Среди левых много говорят о равенстве. Но мы не согласны с тем, что это на самом деле значит. Кто-то из нас хочет, чтобы все стали аристократами. Другие хотят, чтобы все стали мужиками, третьи — рабочими, четвёртые — средним классом. А кто-то из нас хочет, чтобы все люди попробовали побыть в каждом состоянии. Мы не особо говорим о разнице между этими состояниями, но, кажется, это очень важно, потому что все эти предложения говорят о разном.

Давным-давно Аристотель утверждал, что лучше всего, конечно же, быть аристократом. Для него аристократ — это человек, чьи основные потребности удовлетворены, и он может решить, как распорядиться свободным временем. Кроме того, аристократ — образованный человек. Образование помогает аристократу использовать своё время самым разным образом, преследуя цели, которые, по мнению аристократа, ведут к добру, а не просто к личному достатку и статусу.

Модель общества была довольно прямолинейной:

  1. Аристократы имеют досуг и образование, а потому используют своё время для достижения добра. Они — «добродетельные».
  2. Ремесленники и мастера имеют меньше досуга и образованности, а значит, используют своё время для достижения достатка и статуса. Они — «мелочные».
  3. У рабов совсем мало досуга и образованности, и поэтому их используют как инструменты для создания досуга и образованности для других людей. Они — «невольные».

К тому, что для хорошей жизни нужен досуг и образование, Аристотель добавил убеждение, что некоторые люди от природы не способны понять, как распорядиться своей жизнью, даже если им предоставить всё необходимое. Он назвал этих людей «естественными рабами». Поскольку Аристотель жил в древние времена, когда ресурсов было не очень-то много, он не мог представить, что аристократы возможны без рабов — ведь рабы создавали свободное время, необходимое аристократам для образования и преследования благих целей.

Левые не думают, что кто-то может быть «естественным рабом». Но среди левых полно людей, которые думают, что образование — это благо, требующее свободного времени. Эти люди думают, что если у нас есть досуг и образование, мы будем лучше распоряжаться своими жизнями. Некоторые из них также думают, что индустриализация покончила с нехваткой ресурсов и привела к изобилию, и что благодаря этому изобилию можно сделать так, чтоб каждый мог жить, как Аристотель. Для них левая политика — это расширение круга людей, которые могут жить, как аристократы, до тех пор, пока он не включит в себя вообще всех.

Но с другой стороны спектра есть «третьемирские марксисты», такие люди, как Мао Цзедун или Франц Фанон. Они считали, что западное образование — вредно, поскольку будто бы подталкивает людей к правой политике. То есть, Мао и Фанон думали, что западное образование делает из нас не аристократов, а вульгарных капиталистов. Их решение — найти группу людей, наиболее отдалённую от западного образования, например, сельских жителей из беднейших стран, и назначить их главными. Если западное образование не способно производить аристократов, то, выбирая между правлением мелочных и невольных, Мао и Фанон предпочли невольных.

Но Мао и Фанон на самом деле не были удовлетворены невольными и хотели, чтобы невольничество создало собственный тип образования. К несчастью, они не были уверены в том, как это образование будет выглядеть. Во-первых, согласно Мао, если крестьяне перестают быть крестьянами, всё, что они говорят и делают, становится глубоко подозрительным. Вот почему Мао всегда отправлял людей жить на фермы и предлагал ученикам бить своих учителей. Но если ты проводишь время, работая на ферме, как ты будешь получать образование? И если ты бьёшь своего учителя, когда тот говорит что-то тебе не нравящееся, как он тебя чему-то научит? Во-вторых, Фанон всегда был подозрителен к собственному образованию, поскольку понимал, насколько оно западное. Он даже не был уверен, сможет ли составить образовательную программу для крестьян. Самое большее, на что он надеялся — что крестьяне станут экзистенциалистами и используют что-то вроде трансцендентной радикальной свободы, чтобы сотворить что-нибудь новое. Но на каком-то уровне Фанон знал, что всё это — лишь французская чепуха.

Новые общества вырастают из старых обществ. Рабам было отказано в досуге и образовании, которые им понадобились бы, чтобы придумать что-то новое. Их притесняли и подвергали жестокому обращению, и когда они получили власть, то вернулись к насилию и жестокости, которое сами же пережили. Поэтому, когда рабы получают власть, начинается террор. Фанон видел это и утверждал, что революция рабов будет полна «катарсического насилия». Он надеялся, что это в конечном итоге приведёт к новому, лучшему обществу, но при этом опасался, что это всего лишь движение по спирали. Организации в бедных странах, занимающиеся ограждением своих обществ от западного образования и вообще влияния — Боко Харам и «Исламское Государство» — не предлагают привлекательной альтернативы. Они просто мучают и убивают людей, особенно женщин.

Тем не менее, проведя в университетах какое-то время, Мао и Фанон сделали верный вывод: многие люди, учившиеся в университетах, не стали аристократами. Они стали успешными в достижении мелочных целей. И многие люди, которые не посещали университеты, добрее и мягче нас, несмотря на все ужасные вещи, через которые они проходят. Когда я был моложе, то был более технократичен, чем сейчас. Я думал, что люди в университетах знают, что делают, но при этом не получают положительного влияния. Вдоволь насмотревшись на них, я могу с уверенностью сказать, что, хоть университеты и производят некоторое количество аристократов, в остальном выпускники — по-настоящему мелочные люди. Так что если мы поставим во главе этих ребят, то в конечном итоге укрепим власть мелочных.

Аристотель прав в том, что большинство из нас нуждается в досуге и образовании, чтобы стать лучше. Мао и Фанон правы в том, что университеты не дают должного образования большинству людей, которые в них ходят. Несмотря на это, мы назло себе каким-то образом получаем хороших людей. Некоторые люди, вышедшие из университетов, действительно озабочены серьёзными вопросами и являются истинными аристократами. Некоторые люди, работающие, чтобы выжить, служат добру и не нуждаются в особом образовании, чтобы осознавать это. Но если мы поставим главными образованных людей, добрые люди от этого не выиграют, и мы получим мелочную власть. А если мы поставим во главу рабочих, добрые всё равно не победят, и мы получим террор. Каким-то образом мы должны объединить лучших университетских людей с лучшими рабочими в одно политическое движение. Но это весьма тяжело, поскольку мы друг другу не верим. Одни боятся, что другие их убьют или поработят. Многое из этой истории уже написано. Мы порабощали их, они убивали нас.

На практике вопрос: «Мы все должны быть аристократами или крестьянами?» — часто подразумевает: «Мы все должны ходить в университеты или заниматься тяжёлым ручным трудом?» Некоторые люди ответили бы, что и то, и другое. Но я буду с вами честен — я не хочу работать на ферме. Я не справлюсь с этим и не получу удовольствия. Я не думаю, что это для меня лучший способ провести жизнь. Готов поспорить, есть много людей, которые работают на фермах и не хотят читать политическую теорию, потому что это им не нравится и они не хотели бы тратить на это свои жизни. Можем ли мы думать так и быть при этом эгалитаристами?

Если либералы в чём-то и правы, то в том, что люди никогда не придут к согласию, как надо жить. Разумные люди будут стремиться к разным занятиям, потому что разумные люди будут иметь совершенно разные представления о благе, даже обладая всем досугом и образованием мира. Общество, которое на самом деле свободно, создаст время и пространство для того, чтобы люди могли принимать такие решения самостоятельно. Это даст им досуг, но не заставит идти в университет или на ферму, как не заставит идти в университет и на ферму одновременно. Они будут сами выбирать, что им делать, и иметь для этого ресурс. Мы должны прекратить попытки навязывать образование кому бы то ни было. Мы должны дать людям время и ресурсы и позволить им самим выбирать, как ими распорядиться.

Вот почему свобода от обязаловки так важна для левых. Время — самая ценная вещь. Если ты не контролируешь свое время — ты не свободен. Нужда заставляет нас жертвовать временем, если не боссу или коллективу, то самой необходимости. Свободы не будет до тех пор, пока мы не покончим с нуждой. Мы можем демократизировать рабочие места, мы можем дать людям право голоса на работе, но до тех пор, пока все люди не смогут выбирать отдых и при этом не жертвовать удовлетворением базовых потребностей, мы не будем свободными. До тех пор мы будем искажать наше представление о хорошей жизни, чтобы оправдать собственное подчинение нужде. Мы будем продолжать жить в ментальных тюрьмах. Некоторые из нас могут выбрать ручной труд, даже если они освобождены от такой необходимости — нам всем не обязательно бежать в Платоновскую Академию. Но пока мы принуждаем людей к этому, пока они не выбирают это сами, мы не можем быть уверены, что не рационализируем свою собственную судьбу.

Печально, что у нас пока нет реального изобилия. Мы не можем давать людям настоящий выбор. Не важно, переворачиваете вы бургеры в кооперативной забегаловке или в Burger King, вам всё равно надо переворачивать бургеры, чтобы заработать на проживание, независимо от того, во что вы верите и как хотите распорядиться своей жизнью. Стоит стремиться улучшать условия труда для тех, кто переворачивает гамбургеры, но однажды мы можем дать им реальный выбор. Кто-то останется на этой работе, а кто-то — нет. Я хотел бы узнать, что они выберут, если им не придётся жить в страхе за последствия.

Таким образом, ответ не «мы все должны быть аристократами» или «мы все должны быть крестьянами». И даже не «а почему бы и не то и другое сразу». Ответ в том, что мы должны найти способ дать людям определить это самим, без какого бы то ни было давления со стороны окружающих. Это не просто значит, что мы не говорим, что делать — это значит, что мы даём ресурсы, благодаря которым можно сделать любой выбор. Чтобы реализовать подобное, нам нужно покончить с нуждой, а чтобы покончить с нуждой, нам нужно максимально автоматизировать экономику. Предложения социалистов ХХ века были неудовлетворительными, потому что они все приспособились к нужде, а из-за этого они заставляют людей делать вещи, в которые они не верят. При одних социалистических режимах диктатор говорил, что делать, а при других — народ. Если у тебя есть право голоса, жизнь становится легче, но право голоса — это ещё не свобода.

Мы всё ещё строим мир, пригодный для того, чтобы в нём жили люди. Он пока не готов.

/Benjamin Studebaker, Are We Trying to Make Everyone an Aristocrat or a Peasant? Перевел Дмитрий Мрачник.


ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА НАШ КАНАЛ В TELEGRAM!

Поддержать редакцию:

  • UAH: «ПриватБанк», 5168 7422 0198 6621, Кутний С.
  • USD: skrill.com, [email protected]
  • BTC: 1D7dnTh5v7FzToVTjb9nyF4c4s41FoHcsz
  • ETH: 0xacC5418d564CF3A5E8793A445B281B5e3476c3f0
  • DASH: XtiKPjGeMPf9d1Gw99JY23czRYqBDN4Q69
  • LTC: LNZickqsM27JJkk7LNvr2HPMdpmd1noFxS

You may also like...