В редакцию Нигилиста прислали перевод для публикации, что мы и делаем, присоединяясь к общему посылу текста, хоть и не вся редакция разделяет, к примеру, выпад против синдикализма.

Питер Гелдерлоос
Перевод с английского

Сила анархизма, прежде всего, – в его приверженности абсолютной свободе. Пока марксисты и марксистки, синдикалисты и синдикалистки вместе с прочими левыми стоят на месте, пытаясь обновить или защитить устаревшую теорию, анархисты и анархистки вольны адаптировать борьбу за абсолютную свободу к своему меняющемуся пониманию природы угнетения и постоянно меняющимся его формам.

Некоторые из самых ранних анархистов и анархисток, от Михаила Бакунина до Эммы Гольдман, говорили о том, как важны эмансипация женщин и освобождение сексуальности, – и действовали соответственно. А в последнее десятилетие феминистки радикальных взглядов и квиры показали, что патриархат занимает куда более центральное место для Власти, чем предполагало раннее анархическое движение. Многие анархистки и анархисты изменили свои тактики, чтобы нанести точный удар по патриархатным социальным отношениям и институтам. Но некоторые предпочли отреагировать в духе, больше соответствующем марксизму, – отрицая значение патриархата, настаивая на первичности классовых отношений (понятых чисто экономически, без гендерной составляющей), даже не приводя никаких хорошо обоснованных аргументов против анарха-феминизма.

У всех, кому не всё равно, не вызывают сомнений тезисы, которые я привожу ниже (для меня будет новостью, если у кого-то найдутся разумные доводы против фактов, служащих основой этих утверждений).

– Гендерные роли и патриархатное насилие важны для ежедневного функционирования капитализма и государства.
– Интенсификация патриархатных отношений была жизненно необходима для первоначального накопления капитала и становления раннего капитализма в Европе.
– Навязывание патриархатных отношений было важной частью европейского проекта колонизации по всему миру.
– Все известные и устоявшиеся государства возникли из патриархатных обществ и развивались рука об руку с патриархатом.
– Патриархат – это, возможно, старейшая форма навязанной иерархии.
– Женщины обычно сталкиваются с двойной экономической эксплуатацией – в виде оплачиваемого и неоплачиваемого труда, с высоким уровнем прекарного труда, а транс*люди вообще в основном исключены из официальной экономики.
– Во множестве стран в последнее десятилетие поощрение сексистского поведения внутри радикальных групп стало частью процесса полицейских репрессий и контринсургентских¹ стратегий.
– Вопреки, а может быть и из-за изменений в гендерных ролях насилие против женщин, квир* и транс*людей сохраняется и усиливается по всему миру.
– Несмотря на заявления о борьбе с сексизмом, гомофобией, трансфобией и другими формами угнетения гендерное насилие, насилие в отношениях между близкими людьми и исключение квир* и транс*людей продолжается и в анархических кругах.

Другими словами, у патриархата такое же историческое значение в развитии властных отношений, как у капитализма и государства, с патриархатными социальными отношениями связана огромная часть угнетения и эксплуатации, которую люди испытывают на себе сегодня, патриархатные отношения помогают нейтрализовывать борьбу за освобождение, а многих анархисток и анархистов это касается напрямую. Какие ещё нужны причины, чтобы считать борьбу против патриархата приоритетной?

В каком-то смысле анархист или анархистка, которые не относятся критически к патриархату, невежественны, как стереотипные панки, весь анархизм которых – рисовать на стенке букву А в круге. Анархистов и анархисток, не борющихся против патриархата, можно назвать и реформистами, потому что они хотят разрушить только некоторые частные случаи отношений власти, а не власть вообще (в конце концов, патриархат – это единственная система угнетения, которая продемонстрировала, что может существовать сама по себе – тогда как никогда не было капитализма без государства и государства без патриархата).

Это вопрос не только теории. Есть уйма анархистов и анархисток, которые не изучали экономику, которые не понимают, как именно функционирует Капитал, но всё равно борются против него, из инстинктивного стремления к свободе и отрицания всего, что проявляет себя как угнетение. Товарищи и товарищки, которые не борются против патриархата, находятся даже не на этом уровне. Если бы их инстинктивное стремление к свободе было хорошо развито, они бы показали солидарность с теми, кто высказываются против сексизма или трансфобии, – вместо того чтобы отворачиваться от проблем, насмехаться или перекрикивать.

Смысл не в том, чтобы молча соглашаться со всем, что делают анарха-феминистские товарищки и товарищи. Есть много хорошей критики феминизма. Некоторую я тоже разделяю. У всех феминисток, которых я знаю, есть критика феминизма. Это так, потому что феминизм – не унифицированная позиция. Здесь больше разных направлений, чем в анархизме. Единственная общая идея состоит в том, что патриархат – это важная форма угнетения. Ни один последовательный анархист и ни одна последовательная анархистка не станут этого отрицать. К сожалению, многие пытаются.

Как бы там ни было, в анархизме нет и последовательной антифеминистской позиции. По факту получается, что это в основном только защитные механизмы. Иногда они прикрываются теорией, краткими, необоснованными аргументами про то, как мало значит гендер в эпоху постиндустриального капитализма. Чаще всего это аргументы против специфической его формы или пародии на феминизм – которые позволяют избежать некоторой феминистской критики или последовательно игнорировать анархический феминизм. Чаще всего о своём отношении к феминизму в таких случаях не говорят вообще ничего – или лицемерно утверждают о своей приверженности феминизму, продолжая увековечивать практики, совместимые с патриархатными формами власти, – а то и вовсе являющиеся сексистскими, гомофобными или трансфобными напрямую.

В распоряжении этого лагеря есть несколько эссе анархистов из Штатов – Боба Блэка, Лоуренса Яраха [Lawrence Jarach], Вольфи Ландштрайхера [Wolfi Landstreicher] и французских коммунистов, например теоретиков «Тиккун» [Tiqqun]. В лучшем случае эти авторы приводят обоснованную критику какой-то одной формы феминизма («политик идентичности» или реформистского феминизма «равенства» и т. д.) – но подменяют этим частным случаем все его направления. Центральным аргументом для них служит интересный пункт про изменение гендерных отношений в обществе спектакля, но, с кучей великолепных риторических загогулин, в которых мало сути, этот аргумент превращается в абсурд про то, что патриархат изжил себя, – а такой вывод не выдерживает контраргументов. Что ещё хуже, они пускаются в дешёвые насмешки и логические передёргивания, которые только демонстрируют их собственную ничтожность и нежелание потратить хоть какие-то умственные усилия на изучение патриархата.

Формула, распространённая у тех, кто находит дешёвые оправдания, чтобы автоматически противостоять любой радикальной феминистской инициативе, такая: они против гендера как репрессивной категории, – поэтому они решили её игнорировать или преодолевать. Такая внезапная деконструкция – это ловко! Невероятно, насколько такие товарищи и товарищки смогли развить свои ментальные силы, чтобы деконструировать одним щелчком социальные категории, которые создавались тысячи лет. Я думаю, было бы отлично попросить этих людей в следующий раз деконструировать тюрьмы. Это ведь актуальная проблема, а если они способны преодолеть систему категорической сепарации, которая подкреплена институциями, мобилизующими структурное насилие и нормативное поведение, почему они ещё не повторили этот умственный трюк с тюрьмами?

Странно, что товарищи и товарищки, которые триумфально деконструировали гендер, склонны одеваться и вести себя так же, как люди, которые гендер ещё не преодолели. В лучшем случае некоторые женщины (сорри, экс-женщины) ведут себя так, что в традиционном обществе их поведение считается маскулинным (и, само собой, не видно среди анархистов экс-мужчин, заявляющих о преодолённом гендере и действующих более феминно). Но и они не могут отрицать присутствие гендера в своих жизнях, поскольку патриархатные отношения навязываются бесконечным числом внешних по отношению к ним институтов.

Те, кто по-честному могут говорить о выходе за пределы гендера, – это трансгендерные и квир*люди, которые бросили вызов существующим категориям, выбрав свою собственную, которые отказывают предписанным гендерным ожиданиям в их поведении, или делают свой гендерный образ неоднозначным, – для них испытывать гендер на прочность² – повседневное дело, и один только этот факт ежедневно делает их мишенями патриархатного насилия, которое, в свою очередь, вынуждает их развивать стратегии самозащиты и контратаки, чего попросту нет у товарищей и товарищек, заявляющих, что они оставили гендер позади.

Тем, кто придерживаются такой позиции, стоило бы выражаться немного честнее: «нам нет дела до гендера».

Даже если мы согласимся с тем, что вечно будут находиться товарищи, которым нет дела до патриархата, – что с анархической точки зрения будет уязвимой позицией, – мы не можем принять недостаток солидарности со стороны антифеминистски настроенных товарищей и товарищек.

Многие, – анархисты, анархистки и не только, – борются против огромного числа выражений патриархата, окружающих нас, – против сексистской рекламы, приставаний на улицах, абьюзивных³ форм романтической любви (и моногамной, и «свободной»), насилия и культуры, которая его дозволяет, криминализации секс-работы, траффикинга женщин, того, что женское мнение не воспринимают всерьёз, против обесценивания или замалчивания традиционно женских дел и монополизации традиционно мужских умений, паталогизации и полного исключения транс*людей, маргинализации и недооценки квир*людей, гомофобного поведения, – и проникновения всех этих динамик, пусть и в менее явной форме, в анархическую среду.

Если эта борьба так важна для некоторых товарищей и товарищек, если так много акций, форм пропаганды, самоорганизации, самозащиты и критики проходит в русле этой борьбы – против патриархата, то почему другие анархисты и анархистки отказываются проявлять солидарность и вместо этого ставят саму проблему под сомнение? Как уже многие анарха-феминистки указали, создаётся впечатление, что анархисты уважают принципы добровольных объединений и автономной борьбы когда угодно, но не в борьбе против патриархата.

Особенно это заметно, когда заходит речь о несмешанных или только женских пространствах. Кажется, что почти всегда, когда кто-то из движения хочет создать несмешанное пространство, появятся товарищи и товарищки, которые будут настаивать, что это порочная практика, что она только даёт новые силы гендеру и патриархату, или что она разделяет борьбу и ведёт к расколам.

Это несостоятельные аргументы, потому что те, кто их приводят, почти никогда и не участвуют в борьбе против патриархата. Если они на самом деле считают, что несмешанные пространства – это не лучший способ борьбы, то где их встречные предложения? У них таковых нет. Они не заинтересованы в развитии борьбы с патриархатом, вместо этого они предпочитают саботировать тех, кто такой борьбе отдают приоритет. В конце концов, если все женщины начнут участвовать в исключительно женских проектах, кто будет готовить и прибираться в сквотах и социальных центрах, кто будет поддерживать заключённых и выполнять другие сделанные невидимыми задачи, которыми занимаются преимущественно женщины (даже в пространствах, считающихся эмансипированными)?

Женская солидарность – это важный инструмент непатриархатных обществ. Разрушение и активное противодействие солидарности между женщинами – это важный инструмент развития патриархата, как распространение преступности типа бедные-против-бедных – важный элемент капитализма. Женские пространства могут играть важную роль в восстановлении солидарности, в обучении навыкам, которые обычно монополизированы мужчинами, и для развития антипатриархатной борьбы, которая никак не преодолеет детсадовский уровень в других анархических местах.

Я разделяю критику того, что женские пространства воспроизводят гендерную бинарность и патриархат вообще, если в них не могут присутствовать транс*люди. Анарха-феминистки в некоторых местах преодолели это препятствие, организуя пространства для всех, кто хочет активно бороться с патриархатом. В других местах они открывают женские пространства для всех, кто идентифицирует себя как женщина, независимо от категорий, которыми их наделяет общество, и для людей, социализированных как женщины, даже если они не идентифицируют себя со своим гендером.

В то время как многие полагают, что женские пространства ведут к сепарации и расколу движения, я видел, как такие пространства радикализируют всё анти-капиталистическое, анти-государственное и анти-патриархатное движение. Там, где я живу, в результате работы женских пространств и других феминистских проектов стало больше товарищей и товарищек, умеющих драться, таких, которые будут в первых рядах против ментов или фашистов. Сексистов и гомофобов выгоняют из автономных пространств, мужчин, проявляющих насилие в любой форме по отношению к женщинам, либо бьют, либо подвергают остракизму, всё больше людей знают, как починить электричество и воду (что делает сквоттинг гораздо проще), и участвуют в дебатах, собраниях или в пропаганде. Все мы, борющиеся против власти, выигрываем от таких радикальных феминистских проектов.

Конечно, отдельные феминистские проекты или функционирование женских пространств можно критиковать. Многие мои феминистские подруги и друзья не участвуют в каких-то проектах и пространствах, или покинули их, из-за разных проблем. Но такая критика ведётся с позиции взаимопонимания, солидарности и признания того факта, что отдельные люди и группы людей организуют свою борьбу такой, какой они её видят.

Не только специфические пространства – феминистские акции прямого действия тоже часто получают критику от товарищей, настроенных против феминизма. Такие акции часто называют «неуместными», «авторитарными» или даже «агрессивными». Разве это не удивительно, что причастность к патриархату обращает самых радикальных анархистов и анархисток в пацифизм?

Когда разговор заходит об интимном насилии или патриархатном абьюзе в анархистских пространствах, часто можно услышать, что феминистки занимают позицию жертвы. Это правда, что некоторые феминистки (в основном реформистского толка) занимают позицию жертвы по отношению к патриархату, но тем, кто действительно имеет отношение к борьбе против патриархатной динамики в нашей среде, следует выступить с предложением, что делать и как реагировать таким образом, чтобы это не делало из людей пассивных жертв. С точностью до наоборот – те, кто заявляют, что анарха-феминистские действия делают из людей жертв, не берут на себя инициативу сами и не начинают собственных обсуждений и действий, связанных с сексистской, гомофобной или трансфобной динамикой в нашей среде. Они только создают препятствия.

В то же время в разговорах о патриархате всегда находятся товарищи и товарищки, которые заявляют, что мужчины тоже страдают от патриархата. Я с этим соглашусь. Привилегии, которые патриархат даёт мужчинам, психологически губительны, они делают нас эмоционально тупыми, они не дают нам учиться необходимым навыкам и вовлекают нас в ловушку из циклических абьюза и зависимости. Я думаю, патриархатное общество подвергает мальчиков большему абьюзу, – чем обычно считается, – это формирующий, педагогический вид абьюза, который учит, как быть мужчинами. Но если мужчины не начинают критический разговор о своей роли в патриархате по своей собственной инициативе, если мы не боремся против патриархата на основе нашего собственного опыта, почему кого-то ещё должно волновать, какое вредное влияние оказывает на нас патриархат? Вот кто по-настоящему делает из себя безвольную жертву. Это не что иное как лицемерие, – говорить о том, как патриархат плох для мужчин, когда товарищки стараются поделиться своим опытом и бросить вызов патриархату в своей повседневной жизни. Это способ саботировать инициативы тех, кто посвящает себя борьбе.

Патриархат влияет на мужчин и женщин по-разному. Мы не «все одинаковые» в глазах патриархата, и иногда наша борьба будет идти по разными путями из-за разного опыта. Не все женщины и не все мужчины будут иметь одинаковый опыт патриархата или жизненный опыт вообще, но иногда некоторые люди будут объединяться в борьбе, неминуемо отталкиваясь от общего опыта угнетения. Не у всех женщин одинаковый опыт патриархата, как хотели бы заставить поверить нас эссенциалистки и эссенциалисты, но в определённый момент для определённой группы женщин может иметь смысл объединиться в борьбе против патриархата. Чем больше анархистов-мужчин начинают воспринимать эту борьбу всерьёз, тем больше это становится справедливым и для нас.

Конечно, те моменты, когда мы объединяемся все вместе в нашей общей борьбе, могут только увеличить число анархистов и анархисток, признающих значение патриархата и стремящихся побороть его. Но тем, кто борются, практически нечего делить с теми, кто остаются в стороне.

Примечание
Чтобы избежать дешёвых обвинений в эссенциализме, я хочу подчеркнуть, что я использую термины «мужественность» и «женственность» не в эссенциалистском ключе. Для меня это социальные категории, которым люди могут следовать или нет. Мужественность и женственность – это не эссенциалистские или биологические качества, – это качества, которые навязывают или нормализуют тех, чьи тела общество называет мужскими и женскими, соответственно. Так, «женственное» поведение – это не такое, которое само по себе происходит у тех, кого категоризируют как женщин, но это такой тип поведения, которому тренируют женщин в процессе социализации. Женские или мужские качества не обязательно хороши или плохи, но у всех должно быть право выбирать их, применять или отвергать по собственному желанию.

1 Дословно: противоповстанческих. Термин обычно используется для обозначения сочетания силовых (военных и полицейских), политических, экономических и пропагандистских методов для борьбы с военизированными группами, осуществляющими вооружённое сопротивление. В данном случае – и с группами, ориентирующимися на методы повстанческого анархизма. – Прим. пер.
2 В оригинале используется bending of gender– отсылка к понятию gender bender (https://en.wikipedia.org/wiki/Gender_bender), которого нет в обиходе на русском языке. – Прим. пер.
3 То есть таких, в которых присутствует насилие: психологическое и др. – Прим. пер