О радикалах, оппортунистах и бесхребетных

Тов. Мрачник
Года четыре назад я был полон жгучего оптимизма по отношению к сотрудничеству с неанархистскими левыми. Тогда я думал, что стоит рассказать этим троцкистам, социал-демократам и боливарианцам о нехитрой истине безгосударственного коммунизма, как их умы прояснятся, и на следующий первомай они уже будут идти под черными флагами. Самые честные из этих левых морозились тут же, обзывая анархистский подход такими обидными прилагательными, как «мелкобуржуазный», «контрреволюционный» и даже «антикоммунистический». Почему радикальные антикапиталистические идеи воспринимались ими как враждебные светлому будущему, мне было невдомек, однако я могу сейчас поблагодарить этих людей за искренность. Благодаря ей мы не сотрудничали и не портили друг другу жизнь.

Другое дело — оппортунисты и их бесхребетные помощники, которые восторгались идеями о дружбе марксизма с анархизмом и тем плодам, которые она могла принести. Лично я воспринимал подобное как обогащение слаборазвитой части анархистской публики методологическими изысканиями марксизма — материалистическим толкованием истории, классовым анализом, научной критикой капиталистической экономики и т.д. При этом вторая сторона, по моему наивному плану, впитывала бы в себя индивидуализм и уважение к чужой свободе, федеративные принципы организационной культуры, однозначно враждебное отношение к любым формам власти и неприятие реформистских полумер.

К сожалению, «марксисты» оказались вовсе не марксистами, а каким-то отражением этой важнейшей методологии в кривом зеркале. Далеко не сразу за красной ширмой я рассмотрел то самое энциклопедическое толкование оппортунизма. Самое подлое воплощалось в том, что эта публика пользовалась выгодами от сотрудничества, а потом показывала свою спину, или то, что находится ниже нее. И если оппортунисты с характером давали какие-то объяснения («вы антикоммунисты, мелкобуржуазные реакционеры, бла-бла-бла»), то их бесхребетные друзья вжимали головы в плечи, разводили руками и призывали конструктивно дружить дальше.

Порой доходило до смешного. Например, пришедшие на студенческий митинг оппортунисты «раскритиковали» его затем за мою речь, в которой я призывал бороться за студенческо-преподавательскую автономию. Оправдываясь «марксистскими» догмами о национализации всего что есть в этой жизни, они называли цель, в защиту которой я выступал, «рыночным уклоном». То есть эти люди не могли себе представить, что образованию может быть автономным – финансируемым из бюджета, но управляемым студентами и преподавателями. Это был либо новый, непривычный цвет для их серой картины мира, либо что-то такое, что не укладывалось в их планы по борьбе за власть. Казалось бы, как коммунист может выступать против реального университетского самоуправления без коррупционного ректората и деспотии министерства?

Время шло, а оппортунисты продолжали подъебывать своих товарищей по левому фронту. Бесхребетные левые не могли себе позволить обижаться и размежовываться, так как не знали, будут ли способны хоть на что-то, будучи предоставленными самим себе. Они предпочитали не замечать все большую сталинизацию и муссолинизацию оппортунистов, проглатывая всю их бессовестность и наплевательское отношение. Были случаи, когда оппортунисты «присваивали» себе совместные акции или отказывались отвечать за хулиганские выходки своих товарищей. Бесхребетные, конечно же, бубнили под нос проклятия, однако идти на открытую конфронтацию не решались.

После Майдана оппортунисты, наконец, перестали загрязнять атмосферу киевской левой сцены и физически или мысленно перебрались на восток, искать революционный класс в замшело-консервативной среде Антимайдана. Их бесхребетные друзья остались один на один со своей неуверенностью и мечутся теперь в разные стороны, аки флюгер в ветренную погоду. В итоге единственными организованными левыми с уверенной и немаразматической политикой оказались, конечно же, те, кого до этого обзывали сектантами и обходили десятой дорогой. Как так могло произойти, что горстка никем не любимых анархо-синдикалистов стала задавать повестку на грядущий первомай? Все по той простой причине, что последовательность и бескомпромиссность, а не хвостизм и приспособленчество оказались решающими качествами в эволюционных процессах левой политики.

Вряд ли многие из оппортунистов и бесхребетных сделают для себя хоть какие-то выводы. Первые, скорее всего, попадут под раздачу за «сепаратизм» или будут продолжать свою политическую карьеру уже в России. Учитывая все происходящее в Украине, их мечты об оккупации вакантной политической ниши, освобожденной Партией Регионов и КПУ, так и останутся мечтами. Бесхребетным же останется как и раньше плестись в хвосте у тех, кто их не прогоняет, и вынашивать амбициозные планы, которым не суждено свершится.

Ну а мы, анархисты, просто со спокойной душой будем продолжать ту же работу, что и один, и два, и три года назад — развивать радикальное рабочее движение и настраивать недовольных против любой власти. Благо, после самоликвидации оппортунистов и повального разочарования в результатах Майдана в Киеве, это будет получаться гораздо лучше.

Жизнь постоянно доказывает, что радикальное меньшинство, сохранившее во время шторма свое небольшое пламя, становится к следующим невзгодам маяком.

You may also like...