Случай с Сильваши. О высоком искусстве противоречить самому себе
В.З.
Искусство говорит об обществе больше, чем общество и деятели искусств себе представляют. В Украине, где художнику положено быть к буфету ближе, а от трибуны подальше, это особенно остро ощущается. Демонстративная «неангажированность» и близость к фуршетным бутербродам провоцируют творцов на очень пространные и подробные объяснения своей позиции. Приходится многословно отдуваться за лаконичную музу.
«Украинская Правда» опубликовала интервью Тиберия Сильваши, в котором он популярно и при этом весьма сбивчиво объясняет, почему он не хочет бойкотировать «Художественный Арсенал». Деятель старого, но вечно юного искусства 80-х пытается объяснить, почему былое умеренное бунтарство не мешает ему быть в одной лодке со старым оппонентом экс-ниспровергателем «святынь» Ройтбурдом, виновницей «арсенальского» скандала Заболотной и известным мастером разговорного жанра Поярковым. В этом интервью мэтр делает столько оговорок и признаний, что приходится сдерживать себя, комментируя этот документ.
Сильваши характеризует «вопиющий инцидент» с зарисовыванием черной краской настенной росписи Кузнецова весьма сурово: «Безусловно – это акт вандализма…». Впрочем, на этом он не останавливается и заканчивает это предложение «за упокой»: «…но включаться в ситуацию бойкота также непродуктивно, когда мы имеем дело с не до конца сформированной институцией.»
Попробуем понять эту противоречивую позицию. Если бы вандализм имел место в «сформировавшейся институции», то бойкот был продуктивен? Бороться против вандализма сформировавшейся институции было бы проще или выгоднее? Почему? На этот вопрос почтенный художник не отвечает и это очень хорошо его характеризует.
Если правила формируются, то они задаются в самом начале и реформировать потом государственный орган (а это именно ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОРГАН) может быть поздно. Иногда проще будет его просто уничтожить вместе со всем государством или его частью. Я полагаю, что Тиберий Иосифович не стремится к столь глобальным потрясениям. На своей умеренности, сдержанности и интеллектуальной состоятельности он заработал наличный культурный капитал, с процентов на который он и живет. То есть выходит, что ответом на вандализм должна стать жесткая реакция. Кстати, эта мысль приходила в голову Сильваши, но он через час тяжких раздумий отказался от этой идеи (см. интервью).
И абсолютно правильно сделал. Это было бы слишком радикально для нашего глубоко национального художника.
Далее по тексту философ искусства и практик сокрушается, что скандал помешал высокой миссии, которую должна была выполнить клерикално-националистическая выставка «Великое и величественное».
«И еще, может, самое главное. Ведь за скандалом, за разборками групп, противостоянием самолюбий, был упущен уникальный случай для анализа того, что можно назвать матрицей украинской визуальности. А ведь на этой выставке в одном пространстве были собраны произведения, художественный код которых, при внимательном прочтении, давал возможность увидеть некие закономерности исторического развития нашего визуального опыта»
Переведем с украинского высокохудожественного жаргона на общечеловеческий язык. Эта выставка должна была дать результирующую, благодаря которой национальная и христианская идеи могли отлиться в державном стиле. Таким образом, Сильваши против бойкота не потому что за вандализм, а потому что в симпатичном образе мадам Заболотной воплощена идея суверенного права Национального Государства на историю и культуру в границах очерченных Конституцией и межгосударственными договорами. В рамки национальной культуры должно попасть все. В том числе культуры дославянского и дохристианского субстрата. «Матрица визуальности» “Великого и величественного” становится художественным выражением консервативной государственнической идеологии. Это не тайна для господина Сильваши.
Идея подобной «национализации» вполне актуальна для довоенного тоталитаризма. Бенито Мусcолини:
“Все в государстве, ничего вне государства, ничего против государства”
Иосиф Сталин:
“Наша демократия должна всегда на первое место ставить общие интересы. Личное перед общественным – это почти ничего”
Предположим, что Сильваши хотел избежать подобных радикальных выводов. Он не хотел бы нести ответственность за политику правительства. И в этом он верен себе и национальной традиции. Мысль не должна быть додумана до конца. Поддерживая выставку «Великое и величественное» господин Сильваши поддерживает идеологическую тенденцию, но не желает в этом признаваться. Он служит консервативной гегемонии, но при этом уклоняется от ответственности. Талантливый слуга зла хуже бездарного. Поэтому значимый для искусства Сильваши наносит больший вред нам всем, чем «тоже художник» и защитник Заболотной Поярков.
В тексте интервью Сильваши бросается давать безбожным космополитам советы. Он предлагает бойкотировать все на свете художественные институции.
Сильваши полагает, что такой бойкот осмысленный, потому что все они друг друга стоят. Это мысль цинична и, возможно, верна. Впрочем, если бы он ознакомился с реальными взглядами «бойкотистов», то выяснил бы что их левизна не выходит за рамки европейской социал-демократии. Они идеалисты, верующие (искренне, как можно понять из интервью Никиты Кадана), что общество способно к реформам. В этом смысле предположение Сильваши может больше характеризовать его радикально-нигилистическое отношение к обществу и циничный ум. Как показывает история изгнания Центра Визуальной Культуры из Могилянки, и того и другого украинским культурным левым не хватает. Среди околохудожественных леваков много наивных простачков, но не расчетливых циников. Им далеко до трезвости Сильваши. Трезвости не требующей действий. В интервью он проповедует мещанскую мудрость и воспевает паралич воли.
«- Если бы вам предложили реформировать что-то в общественном устройстве, что бы вы изменили в первую очередь?
– Я боюсь вмешиваться в порядок вещей, потому что он, этот порядок, будет сохраняться независимо от тебя, твоих усилий, убеждений, ради чего ты это делаешь. Ты проделал определенную работу, что-то поменялось, но только на поверхностном уровне. А на том внутреннем структурном уровне оказывается, что изменений не произошло.
Нужно время и взаимодействие разных сил. Конечно, усилия прилагать нужно, вот только результат вполне может оказаться прямо противоположным твоим ожиданиям.
– То есть ваш рецепт: недеяние?
– Наверно, да.»
Мы могли бы отметить, что мир меняется. И художники меняли его так же часто и глубоко как и ученые, политики или простые люди. Например, одно действие простой швеи Розы Паркс привело к тектоническим сдвигам в американской политике. А о влиянии художников на политику написаны многие тысячи томов.
Эти аргументы могут на вас подействовать, если вы не носитель нашей отечественной политической культуры. Если вы гражданин Украины или России (там та же беда), вы можете быть невосприимчивы к логике. Ее вам заменяет сакральное знание Премудрого Пескаря.
Ответ Сильваши о политике напоминает рассуждения Чапаева о проблемах мочеиспускания culex pipiens из известного анедота. Мол, политика еще тоньше. Это отличный ответ. Он не расстроит обывателя и объяснит близость к буфету и приличное персональное расстояние от политической трибуны.
А как же «матрица украинской визуальности»? Как же «некие закономерности исторического развития нашего визуального опыта»? Разве эти идеи не имеют отношения к политике, как и его желание/нежелание бойкотировать государственую выставку? Разве недеяние и конформизм не есть более чем осознанными действиями в поддержку государства?
Чужая душа потемки, но сам текст интервью дает возможность реконструировать мотивы Сильваши. Он вынужден признать, что уже не актуален, а главные дискуссии происходят в совершенно другой среде. Нет, он не говорит это прямым текстом. Это следует из его же анализа. Сильваши оценивает искусство 80-90-х и находит в нем конфликт, который уже ичерпан и в котором он в те героические времена участвовал.
«Тогда было очевидное противостояние между двумя группами – двумя мыслительными структурами – нарративной “Парижская коммуна” и ненарративной “Живописный заповедник”. Одна выворачивала наизнанку советскую живописную традицию, тем самым продолжая ее, а другая призывала к переходу к совершенно иным моделям.»
Далее в тексте он упоминает, что нынешняя ситуация так же отмечена конфликтом. Но между другими оппонентами.
«Была пара “заповедник – коммуна”, которые принципиально стояли на разных идеологических и эстетических позициях. Сегодня это четко читаемая оппозиция круга художников группы Р.Э.П. и жлоб-арта.»
Занятно, что искатель «матрицы украинской визуальности» называет патриотический Союз Вольных Художников «жлоб-артом». Они-то как раз матрицу уже нашли и чувствуют себя самыми настоящими выразителями аутентичного «narodnicheskogo» искусства. Такой эпитет в адрес СВХ указывает на некоторое пренебрежительное отношение. Он их не уважает, хотя и относит «жлоб-артистов» к художникам.
И Сильваши, и Ройтбурд (который писал об этом ранее) пытаются противопоставить эти две формации. Так удобнее. Нужно назвать и определить место противника, чтоб с ним было проще разбираться. Чтоб показать, что нет конфликта между «молодыми» и «старыми». Возраст ассоциируется с консерватизмом, склерозом, геморроем, альцгеймером и анахронизмом. Такова рыночная реальность в которой «новое» и «молодое» являются хорошим позиционированием. А «старое» такими качествами обладает только в антикварной лавке. Пусть бодаются молодые. А ройтбурды и сильваши будут наблюдать за этими играми с пригорка.
Впрочем, тут наши старики сами загнали себя в угол. Признавая конфликт между левыми и правыми социальными художниками системным, они выносят себя не только за рамки конфликта, но и признают себя вымирающим видом. Бронтозавры. Что, возможно, наиболее точно описывает «мытця» потерявшего нюх и не понимающего модного тренда.
Нельзя сказать, что все в статье направлено против «адских леваков». Нет. Он не только разделяет с левыми презрительное отношение к «жлоб-артистам». Есть и фрагмент, в котором Сильваши солидаризуется с требованием ИСТМ платить художникам за работу деньгами. В этом Сильваши более чем согласен с левыми.
«…когда советская система рухнула, мы пытались наследовать западные модели, но воссоздать их в условиях нищей страны.
Тогда, в условиях жуткой инфляции бартер был обычной практикой. И мы начали расплачиваться картинами за выставки и проекты. Так появилось то, с чем сейчас все воюют.»
Но и тут мэтр лукавит. «Все» – меньше чем Р.Э.П. Это ИСТМ. Нет никаких «всех». Зачем выдумывать консенсус в этом вопросе если его нет? Нужно быть очень одиноким, чтоб небольшая группа молодежи воспринималась как “все”.
«Ты вписан в систему. Но в кризисные моменты, особенно чуткие натуры чувствуют наступивший конфликт между миром и способом говорения/отображения. И это твои конфликты, которые развиваются внутри тебя. И тебе необходимо что-то менять. Это тот конфликт с внешним миром, то, что я называю несовпадением с полем общего видения. Тут включается голова»
– говорит Тиберий Иосифович.
К этим словам стоит прислушаться. Когда-то он чувствовал время для изменений. Теперь он уже слишком «вписан в систему». Он больше не способен задавать тон. И не он один.