Каникулы у Лешеньки
Будни современных остарбайтеров.
Первая встреча
Германия встречала летней прохладой и солнцем. Я проехала 1700 км на такси. За дополнительную плату компания перегонщиков машин довозила из Киева точно по указанному заранее адресу. Это намного проще, чем искать место самой, находясь в стране впервые.
Меня привезли на большой двор, в котором стояли синие шарообразные чернички-ларьки. Пока водители выкладывали сумки, я бродила по двору и спрашивала у всех, где хер Гюне. Никто не знал, где он, и вообще его здесь почти и не бывает, говорили работники. Внезапно во двор зашел высокий и полноватый мужчина средних лет, и, направившись ко мне, протянул руку: «Гюне», – сказал он. Он еще что-то очень быстро говорил о том, как мне повезло застать его здесь, что меня должны были привезти в совершенно другое место, но я почти ничего не понимала, улыбалась и хлопала ресницами. В итоге он пригласил меня в свою машину. Погрузив сумки в кузов, я уселась в кабине возле фермера. По дороге мы заезжали с ним по делам, в магазины, а он ругался на встречных водителей, пытался завязать беседу и даже купил мне мороженое. Как же мне повезло с начальником, думала я и улыбалась ветру в настежь открытое окно при его езде 130 км в час. В конце концов он подвез меня к круглой черничке на окраине города, высадил, а девушку-продавщицу попросил обучить всему нужному. Восемнадцатилетняя курдка принялась учить меня азам словарного запаса для торговли а также восхищалась продажей ягод и фермером, потому что это хорошая, хотя и тяжелая, работа для школьных каникул, и вся ее семья, где она старшая из семи детей, очень рада, что она нашла такого чудесного хозяина, как Гюне.
«Херр Гюне — хозяин черничных полей, расширяя свои владения, занялся не только фермерством, но и изготовлением вин, варенья, открыл кафе и держал отельный бизнес. Он строгий, но платит, я всегда работаю у него на каникулах», – говорила курдка. Я же на самом деле по контракту должна была собирать у него ягоды. То, что в первый же день удалось их продавать, обрадовало. После рабочего дня мы собрали с ней остатки ягод и сели в огромный фургон-форд. Контраст миниатюрной юной девушки и машины, которую она умудрялась вести, поражал.
Мы проезжали автостраду, поля и фермы. «Работодатель в моей базе данных впервые, – предупреждал меня посредник по трудоустройству, – но если будут проблемы — обращайтесь». Для подобных целей и для коммуникации с родителями на группу украинских студентов в 20 человек выдавалась одна мобильная сим-карта немецкого оператора. Многие студенты, так же как и я, были заграницей впервые. Думая об этом, я не заметила, как мы подъехали к моему месту жительства на ближайшие 5-6 недель.
Наш дом
Еще посредник писал на сайте, что работодатель предоставляет жилье. Приехав, я увидела не особо ухоженный двор с полупустыми хозяйственными хлевами и гаражами, а также двухэтажный сельский дом с пристройкой. Все это напоминало заброшенную дачу где-то в степи Украины. На чердак дома вели палетки от ящиков, сложенные друг на друга вместо ступенек. Поручней не было, зато грудой лежали длинные бруски, из которых их планировали сделать.
Не без опаски поднявшись по этой необычной конструкции, я встретилась с уставшими украинскими ребятами с испуганно-обреченными лицами. Наверное я выглядела крайне удивленной, так как они сразу попытались меня успокоить. Что все не так уж плохо, мол, мы тут ненадолго. Я все еще улыбаясь, угостила кого-то пакетом мивины в обмен на теплую пшеничную кашу. А где же вы живете и спите, спросила я, все еще не осознавая тот факт, что вот тут на чердаке в четырех конурках и проживает двадцать украинских студенток и студентов.
В моей комнате окна оказались без стёкол, свет проведен лишь в коридоре, кроватям не хватало деталей, моя, например, была все еще разобрана. Повсюду трещины и насекомые всех известных для широты видов, готовить нужно было прямо в коридоре в импровизированной кухне, где из посуды была лишь розетка для кипятильника. Туалет был обещан сразу, но сделан лишь спустя 2 недели. Вместо этого фермер закрывал глаза на то, что мы ходили за теплицы в поля.
Лёшенька
Лёха, Лёшенька – так мы стали его называть, чтоб он не понимал, о ком идет речь при разговорах, ведь жил он прямо в комнате под нашим чердаком, но с намного лучшими условиями.
О том, что его зовут Лёщенька, фермер стал смутно догадываться лишь под конец нашей смены, когда он ходил злой и нетерпеливо агрессивный, выдумывая способы оставить некоторых из нас у себя, игнорируя визовые ограничения и наши планы вернуться на учебу в Украину. Но в основном его мысли были заняты прибылью, урожаем черники и ощутимо замутнены двумя-семью бутылками чешского пива ежедневно. Промилле не мешали ему водить машины и вести процветающий бизнес. Он был нервный и резкий в разговоре как с работниками, так и своими родственниками. Рядом с ним невозможно было стоять без напряжения, непередаваемое ощущение скорее на уровне инстинкта, чем логики, что он может убить или покалечить, как физически, так и психологически, но скорее два в одном, человек с жутко тяжелым характером, диалектным говором, плюющийся при разговоре и скряга. Только такими и должны быть фермеры, сам себе и нам в личных разговорах признавался он. Имя Лёшенька настолько доброе по сравнению с ним, что при его выговаривании сразу ощущался огромный контраст, и тогда уменьшительно-ласкательное поразительно вызывало еще большую ненависть.
Быт, условия, жесты щедрости
Горячую воду Лёша включал крайне редко, лишь если его долго и настойчиво просили грязные после поля девочки. Первые две недели я пользовалась его личной душевой с еле теплой водой. Лето было прохладное, многие простужались. Иногда он позволял нам стирать в его стиральной машинке. Все подобные маневры он сопровождал испепеляющим взглядом, а иногда комментарием.
Понемногу он нас задабривал: то в магазин отвезет, то в парк развлечений на свой день рождения, то перила из брусочков поставит, то электрическую плитку для готовки купит, то одеяла из секонда подвезет, то туалет на чердаке заставит ремонтников доделать – жесты щедрого хозяина. Смешно, но за конуру, которую тяжело было назвать жильем, каждый платил 2.50 евро в сутки. Зато она каждый день преображалась, добавлялась старая посуда, стулья, подобие ремонта. Мы звонили и жаловались посреднику Сергею и лично я писала ему в интернете (надо заметить, что ближайшее интернет-кафе было за 20 км от дома, и так я впервые попробовала автостоп специально, чтобы нам с подругой доехать туда). Но в ответ он отвечал, что мы ленивые и просто еще не поняли, как тяжело зарабатывать деньги, а на нашем месте мечтает оказаться любой студент и вообще нам нереально повезло работать у хера Гюнне.
Про работу
И, если честно, мне действительно очень повезло, что меня не били, в отличие от знакомой, поехавшей на клубнику. Там у них в моду вошел привезенный кем-то димедрол, смешанный с водкой — после таких коктейлей удары и сорванные спины ощущались не так жестоко. У нас был только алкоголь. Про способы ухода от реальности я напишу чуть позже. Лёшенька издевался только морально и всего-то навсего поднимал на своих подчиненных голос и картонки. Картонки он выдавал, когда начинался дождь, если никто не хотел мокнуть без плаща, тогда он повизгивая угрожал и поднимал кусочек ящика над человеком, а работник, дрожа под его огромной рукой, продолжал собирать ягоды.
Когда он был на поле, никто не мог отлучаться в туалет, ни на перекур. Продавщицы за свои 10-часовые рабочие дни также не имели права отлучаться из ларька. Если он приезжал, а продавщица была в поисках туалета на трассе или где-то неподалеку, ее ждал унизительный вопль и плохое отношение в дальнейшем, а то и понижение до собирательницы.
Лично сам Лёшенька или его вассал поляк возили нас на черничное поле каждое утро в 8-9 часов и увозили около 15-16 дня. Все студенты скопом заходили в фургон форда без поручней и окон, где и находились до момента приезда на поле. Обязанности делились на собирателей, сортировальщиков, продавцов, водителей и работницу кафе. Внезапно могли появляться или взаимозаменяться такие должности как менеджер, надсмотрщик, уборщица, повар. Побыв три дня собирательницей и чуть не сорвав спину, я приглянулась Лёшеньке тем, что могла считать по-немецки и красиво говорить «Guten Tag». Так я начала работать в кафе. Это отбило меня от коллектива, но облегчило стресс. В кафе наряду со многими хлопотными занятиями, которые утомляли больше обслуживания клиентов, я незаметно пила кофе, загорала на солнце, пока никого не было, собирала и ела чернику в свое удовольствие, и часто угощала напитками забредших с поля коллег, под риском того, что Лёшенька за такое мог уволить или вернуть в собирательницы. Из-за плохого отношения и невозможности уехать хотелось работать “неправильно” как можно больше.
Однажды вечером за мной в кафе никто не приехал. Мало того, что закрыть тяжелые ворота, завернуть толстый пластик палаток и передвинуть горшки с кустами должен был только сильный мужчина, а мне пришлось делать все самой, так еще и 5 км до дома по трассе я прошагала пешком, держа выручку за день около 400 евро, в кармане.
В кафе часто приезжали приятные люди: немцы и местные русскоговорящие. Иногда они общались с Лёшей, после чего сочувственно отваливали мне много чаевых. Как-то раз заехали сурового вида русские-казахи на черных туарегах. Они стали часто и надолго приезжать общаться за кофе и черничными пирогами. Затем они познакомились с остальными студентами и стали бывать на нашем бомжацком чердачке с гитарами и пиццами. Хорошие люди. В такие дни Лёшенька не появлялся ни дома, ни в полях.
Однако, только лишь мы начали налаживать контакты с местными, а они стали углубляться в рабские расклады, Лёша это понял и поменял места работы всех продавщиц, меня, например, перевез работать в ларёк-черничку.
Я работала на шоссе, на окраине и в центре города, каждый день в разных местах. Завозили меня в ларёк с ягодами либо поляк, доверенное лицо, либо кто-то из парней, либо сам Лёха или его родственник — глухой дедушка.
Кратко об оплате: у меня был контракт на 6.50 евро в час и 36 часов в неделю. Лёшенька же эксплуатировал меня 10 часов в день почти без выходных и обещал не больше 4 евро в час, ибо фермерам разрешено проводить оплату не через банк, а выдавать деньги наличными, и контракт в таком случае остается для него чистой формальностью. Украинцы у него — низшая каста рабочих, зато поляки и румыны получали 5 евро, курдка и немцы — 6.5 евро. Опять же, я была рада, что работала на часы, а не на килограммы черники. Собирателям повезло намного меньше.
Отдых
Алкоголь я пила каждый день, как и все остальные в нашем дружном коллективе. Не пить было психологически невозможно. Доза колебалась в районе 300-1500 мл в сутки. Напитки покупались в магазине, находились у Лёхи в комнатах и подвалах, привозились русскими-казахами. Изредка по вечерам на немецкую сим-карту на пару минут звонили мама или папа. «Да, у меня тут все отлично, работать хорошо», – весело отвечала пьяная я. Родителей спасало, что они не звонили по утрам, когда наша каста боролась с безысходностью и депрессией, трясясь селедками на работу в фургоне форда без окон и поручней. Мои нервы расстроились хуже старого рояля и грозились рассыпаться нервным срывом вместе с тремором, который возобновлялся каждое утро при виде Лёшеньки. По вечерам мы готовили суп или горячее блюдо по очереди в дежурных парах, накрывали на стол. А потом у кого-то в комнате садились в кружок, наливали миску водки или любого другого крепкого напитка и пили, передавая миску по кругу, иногда без закусок. При этом некоторые парни плакали, а девушки успокаивали их, пели песни и накатывали по дополнительным глоткам, дабы стать морально сильнее. Девушки держались лучше. В какой-то момент всем становилось наплевать, что сделает с нами Лёха и кто-то пробирался в его часть дома и одалживал ключи от мерседеса. Жутко пьяные мы сидели или катались в его машине и наслаждались пасторальной романтикой, не думая о последствиях. Удивительно, но Лёшенька этого не замечал.
Питание
Ближайший магазин находился за 8 км от дома. Когда закончились запасы мивин и каш из Украины, купить поесть стало не только настоящим вызовом, но и поводом исследовать окружающие городки. Кроме того, Лёшенька пообещал возить избранных на своей машине в магазин, что случилось ровно два раза. Как вариант можно было попросить велосипед у поляков или взять антиквариат с ржавыми колесами в конюшне. После поездок на таком аппарате я долго не могла нормально ходить, и казалась себе мокрой раскоряченной уткой. Зато у меня появлялась еда.
Ездить в супермаркеты оказалось тяжело и далеко. А вот поля других фермеров были всегда под рукой. Твердая картошка для крахмала, сочная кукуруза и вкусные огурцы — все это лежало в каких-то 500 метрах и манило к себе. «Научи меня копать картошку, заодно на суп будет», – просила я коллегу из села под Черниговом, но в ключевой момент ни одной девушки с собой не взяли, зато в три ночи грязные от земли и росы парни принесли с полевой охоты полные рюкзаки овощей.
Завтраки и обеды с собой каждый выдумывал себе сам, а вот сытный теплый ужин готовился дежурными по двое. Готовили свежее и разнообразно, в уставшем коллективе все пытались утешить и порадовать друг друга хотя бы вкусной едой.
Путешествия
Почему же никто не бросил ферму? Деньги на билет назад у некоторых были, да вот уезжать ни с чем никому не хотелось. А еще человек верит в лучшее и привыкает ко всему, а обещания Лёшеньки по поводу улучшения жилищных условий мы слышали каждый день. Основной трудностью перемещения в пространстве было то, что Лёша привез нас в деревню с 100 жителями за 50 км от города, изолировав от коммуникаций и людей, оставив волю перемещения лишь себе. Были бы мы ближе к инфраструктуре, половина точно бы не выдержала и оставила работу. Сами мы не перемещались, нормального велосипеда для исследования местности не было и автобус по расписанию должен был приходить два раза в день с утра и вечером, лишь чтобы забрать и привезти детей в школу. Но в тот момент были каникулы и даже автобусы не ходили. Единственным способом расширения горизонта и своего спасенья я видела автостоп, которым тогда начала часто пользоваться. Когда через полторы недели я получила 200 евро аванса, то подумала, что не все так уж плохо, и стала покорно ожидать большую зарплату, старательно записывая рабочие часы в листок-таблицу и совсем передумала уходить раньше времени. Но вот путешествовать я не передумала.
В августе тринадцатое число выпало на пятницу, день рождения Фиделя Кастро и юбилей моей мамы, как было не устроить себе праздник?
У фермера день полгода кормит, потому пора было «отблагодарить» его и сделать себе выходной. Я подговорила еще пять коллег на поездку по бундесланду. Вшестером мы могли заказать дешевый билет на целый день и успели посетить три больших города, среди которых были Гамбург и Бремен. В тот день шесть продавщиц Лёшеньки не вышли на работу, зато шесть туристок были счастливы в своем побеге. Не рассчитали мы только то, что добраться назад окажется сложным, так как опоздали на минуту на свой поезд и не успели на последний автобус, который начал ходить по прошествии каникул. Звоня из автомата города за 20 км от деревни, одна девушка попросила парня одолжить машину Лёшеньки и забрать нас. Каково было наше удивление, когда за нами приехал еле стоящий на ногах пьяный и незнакомый нам собутыльник Лёхи. Пока он нас вёз, машина пару раз заезжала в кювет, а мы каждый раз при это падали на ящики с черникой (ведь в фургоне было темно и отсутствовали поручни). Выйдя из форда, мы были сине-розовые от черничного сока. Лёшенька встретил нас, как блудных дочерей, молча строго покивал и пригрозил. Его трагическое выражение лица говорило об убытках с продаж, а пустая батарея бутылок и перегар – о душевных переживаниях. Мне даже стало его жаль. Так Лёха получил свою пятницу тринадцатое.
Отъезд
За четыре дня до моего отъезда я попросила Лёшеньку вовремя выдать мне зарплату и назвала число отъезда. Он пообещал, а на следующее утро встретил меня возле машины, протянул руку и сказал: «Моя королева, прошу Вас, садитесь». Так он завез меня в город за 50 км от друзей, без вещей и документов. Жила я, по сравнению с дачей, по-королевски, в его отеле на чистой постели и ела все, что находила в его кухонном шкафу и чем делилась другая живущая там продавщица, так как денег с собой не было. Утром в черничку меня завозил его глухой дедушка, а вечером забирал вассал-поляк. Больше ничего не происходило. Без вещей и документов я ничего не могла сделать и лишь ждала. Я беспокоилась о своих билетах, о том смогу ли уехать и почему Лёшенька не приезжает за мной. Тогда я спланировала побег, договорившись с поляком, и уже вечером была у Лёхи на даче. В ту ночь он выдавал нам зарплату. Когда пришла моя очередь, я положила перед ним листок с рабочими часами и круглой суммой его долга мне. К моему удивлению Лёшенька порвал листок и выдал денег в два раза меньше написанного. Тогда я достала второй такой же самый листок. Ему ничего не оставалось, как выдать мне зарплату побольше, разницу он дал отсчитывая огромную пачку купюрами по пять, пока они не закончились и не оставили меня без законной доплаты. Двоим коллегам он заплатил в три раза меньше положенного по контракту. Девушке, ставшей его любовницей и менеджером по совместительству (менеджер в понятии Лёшеньки должен был выполнять функцию надсмотрщика), он ничего не заплатил и отсрочил ее возвращение на столько, что она не успела вовремя вернуться в Украину в ожидании обещанных денег и превысила лимит по визе. Остальным он просто не доплатил приличные суммы. Один парень очень разозлился и забрал пару его секондных одеял. Другой оставил кучу своих фекалий возле входа в его дом. Я собиралась было обратиться в отделение по каникулярным работам в Бонн и рассказала о проблемах посреднику, чтобы больше туда никого не посылали. В ответ посредник прислал мне гневное письмо от Лёшеньки, где тот угрожал, что никому из нас более не дадут визы, если мы не пришлем его секондные одеяла назад и не извинимся. Из фотографий поездок и других веселых моментов на работе посредник подготовил хорошую презентацию образцового работодателя для рекламы последующим работникам-студентам.
P.S.
Недавно я узнала, что немецкие органы до Лёшеньки все же добрались, так как очередных студентов он поселил в борделе на трассе, заставлял выполнять непосильные задания, обманывал с оплатой, унижал человеческое достоинство несоответствующими условиями работы и жизни – все как и у нас. Многие рабочие убежали, а остальные судились по поводу оплаты. Суд не принес хороших результатов, так как вдобавок ко всему с работников было отчислено за несуществующие бонусы, питание и бензин на проезд. Тогда на жалобы и обращения украинцев поднялись местные жители, пресса и телевидение. Однако посредник до сих пор отправляет туда студентов, а фермер их эксплуатирует. Подобные труд и отношение к работникам будут продолжаться столько, пока, не обращая внимания на мизерную оплату и ужасное отношение, студенты соглашаются работать на унизительных условиях, вынуждаемые своим безысходным положением.