Российско-украинская война: лето 2018
Вот уже четвертый год война на востоке Украины имеет вялотекущий позиционный характер — как любят говорить журналисты и дешевые военные эксперты, «конфликт низкой интенсивности». О сути Минских соглашений, которые сформировали такой характер российско-украинской войны, мы уже писали. С тех пор ситуация на фронтах стабильна, потери относительно невелики, и в ближайшее время кардинальных перемен не ожидается — если, конечно, Путина не клюнет очередной жареный петух.
И тем не менее, за последние несколько месяцев кое-что изменилось.
В частности, в апреле 2018 года Украина провела ребрендинг военной операции на Донбассе. Было объявлено о завершении Антитеррористической операции — что вполне логично и даже очень запоздало, поскольку полномасштабные боевые действия против российских войск и пророссийских вооруженных коллаборантов с применением обеими сторонами артиллерии и бронетехники, а с украинской стороны — еще и боевой авиации, уже в 2014 году перестали вписываться в формат борьбы с терроризмом. Короче, с 30 апреля это официально называется «Операция объединенных сил по обеспечению национальной безопасности и обороны, отпору и сдерживанию вооруженной агрессии Российской Федерации на территории Донецкой и Луганской областей», или — коротко — ООС.
Изменилось не только название. Борьба с терроризмом у нас находится в ведении Службы безопасности Украины, поэтому штабом Антитеррористической операции (АТО) руководила СБУ, хотя, повторимся, сама операция носила вполне военный характер. Теперь Объединенным штабом ООС и вообще всеми делами в зоне проведения операции управляет армия.
Командование ООС возглавляет генерал Вооруженных сил Украины (ЗСУ) Сергей Наев. Его Штабу подчинены практически все силовые и многие гражданские структуры в зоне ООС — в том числе СБУ, Служба чрезвычайных ситуаций и так далее, вплоть до Государственной фискальной службы.
Серьезной проблемой для Вооруженных сил Украины было обусловленное Минскими соглашениями ограничение на открытие огня по противнику. То есть, по Минским соглашениям, стрелять вообще нельзя. Но если противник стреляет — остается либо гибнуть под огнем, либо стрелять в ответ. Однако эту самую «ответку» следовало согласовывать с высшим командованием, и командование не всегда давало разрешение, предпочитая оставить решение на совести непосредственных командиров батальонов, рот и взводов — чтобы на них же можно было свалить всю ответственность. Теперь процедура согласования открытия ответного огня серьезно упрощена, и противник получает ответ своевременно и эффективно.
Изменен подход к логистике и безопасности в зоне ООС. Раньше дороги Донецкой и Луганской областей были просто утыканы блокпостами. На каждом — долгие проверки. Теперь из 147 блокпостов осталось 43, передвижение по областям упрощено. Однако в то же время журналистам и волонтерам попасть в зону ООС стало сложнее — нужны допуски и разрешения.
Таким образом, государство берет информационное и материальное обеспечение армии и гражданских в зоне ООС под свой монопольный контроль. Это, с одной стороны, хорошо, поскольку были нередки случаи, когда журналисты и волонтеры вели себя деструктивно, распространяя непроверенную, недостоверную информацию, демаскировали позиции украинских военных и занимались, сознательно или по глупости, прочими непозволительными на войне вещами. Но теперь и добросовестным волонтерам и журналистам оказывать помощь местному населению и предавать гласности нарушения в армии стало сложнее.
Усиление государственного контроля в зоне ООС коснулось не только логистики и безопасности. Еще в 2014 году государство озаботилось проблемой украинских незаконных вооруженных формирований — добровольческих батальонов, которые были сформированы в начале войны для организации сопротивления российской агрессии. Мы не вкладываем негативный смысл в слово «незаконные», а лишь констатируем юридический факт: эти вооруженные формирования — «добробаты» — не имели легального статуса. В течение последующего времени абсолютное большинство добробатов были либо включены в состав официальных подразделений ВСУ или Нацгвардии («Айдар», «Азов»), либо распущены — кто добровольно, а кто и принудительно, под угрозой физической ликвидации.
Остались лишь наиболее крупные, организованные и имеющие неофициальную «крышу» в силовых структурах формирования. Это Добровольческий украинский корпус «Правый сектор» (ДУК ПС) — военизированное крыло одноименной ультраправой партии, и отколовшаяся от ДУК ПС Украинская добровольческая армия (УДА) — боевое крыло Державницкой Инициативы Дмитрия Яроша, бывшего лидера «Правого сектора», вставшего на более лояльные к действующей власти позиции. Эти добровольческие формирования выполняли различные боевые задания на линии фронта по неофициальному согласованию с командирами боевых частей ВСУ.
После вступления в должность командующий ООС генерал Наев заявил, что нахождение на фронте неподконтрольных командованию вооруженных формирований неприемлемо. После чего провел встречи с командирами ДУК ПС и УДА, в ходе которых предложил этим формированиям различные варианты легализации — в рамках сил спецопераций, службы в резерве, территориальной обороне и в разведке. Также добровольцам было предложено участвовать в подготовке бойцов пограничной службы и территориальной обороны — опыт у них есть, поскольку для подготовки собственных бойцов ДУК ПС и УДА имеют высококачественные подготовительные центры и инструкторов.
Какой будет дальнейшая судьба этих правых добровольческих формирований, судить пока рано, однако государство четко очертило им перспективу: либо интеграция в правовое поле и де факто растворение формальных целостных независимых боевых подразделений в ВСУ при сохранении политических структур, либо выдавливание их из зоны боевых действий с последующей криминализацией, уголовным преследованием и ликвидацией.
Теперь о самих боевых действиях. Минские соглашения не оставляют простора для военного гения — линия противостояния определена, война может быть только позиционной. Что остается противоборствующим сторонам? Перестрелки из стрелкового оружия — там, где позиции достаточно близки, — и артиллерийские обстрелы, которые формально запрещены, исключительно для того, чтобы этот запрет нарушать.
Однако в Минских соглашениях прописана еще и «серая зона» — территория между зафиксированными в документах позициями украинских и (про)российских войск. Она достигает иногда нескольких километров в ширину, на ней находятся населенные пункты. На самом же деле, значительную часть «серой зоны» контролируют либо ВСУ, либо оккупанты. Время от времени украинские войска проводят операции по вытеснению противника с какого-либо участка «серой зоны».
В частности, таким образом ВСУ взяли под контроль несколько поселков в непосредственной близости от оккупированного города Горловка, который украинские войска держат в полукольце. Такие же действия ВСУ предпринимают время от времени на западе Луганской области. Командующий ООС генерал Наев утверждает, что таким образом было освобождено около 15 км2 украинской территории. Правда, после этого заявления поступили сообщения о взятии под контроль еще 10 км2 под Горловкой, но эти сведения нуждаются в проверке — нередко достижения ВСУ серьезно преувеличиваются пропагандистами.
Следует, правда, признать, что все эти действия предпринимаются исключительно в рамках «серой зоны», за пределы которой ВСУ продвигаться не пытается — это было бы вопиющим нарушением Минских соглашений, и Россия могла бы воспользоваться им как поводом для развязывания полномасштабного вторжения.
Россия продолжает поставлять оружие и бронетехнику на территории оккупированных районов Донецкой и Луганской области. Правда, точные цифры в Украине назвать затрудняются. Например, по данным ГУР МО, против Украины на Донбассе воюет 35,5 тысяч человек, в том числе и россияне, 475 танков, 948 боевых бронированных машин, 762 артиллерийских ствола и 208 реактивных систем залпового огня. В то же время, глава Генштаба ВСУ Муженко приводит другие данные — 32 тысячи человек и 700 танков. Этот разнобой понятен: никто не пустит украинских наблюдателей на оккупированные территории, чтобы они пересчитали там войска и бронетехнику. Поэтому данные чаще всего оценочные, с учетом отрывочных сведений о замеченных эшелонах с техникой, об обнаруженных миссией ОБСЕ участках скопления техники и т.д.
Единственный участок, где конфронтация с Россией серьезно усилилась, — это Азовское море. Российские пограничники останавливают и задерживают суда, идущие в украинские порты или из них. Причем зачастую россияне действуют в непосредственной близости от портов Мариуполя и Бердянска. Украина сосредоточила на побережье некоторые силы для отражения возможной атаки с моря, однако защитить свои суда она не в состоянии, тем более что Россия действует в рамках двустороннего договора о статусе Азовского моря. Украина могла бы так же в рамках этого договора останавливать российские суда, однако ей элементарно нечем — украинская морская охрана серьезно уступает контингенту Пограничной службы и Черноморского флота РФ в Азовском море, а Военно-морские силы Украины в Азовском море отсутствуют вообще. Вопрос, почему Украина в одностороннем порядке не разорвет договор о статусе Азовского моря, остается открытым.
Стоит ли ждать решения донбасской проблемы в ближайшее время? Скорее всего, нет. Обеим сторонам выгоднее тянуть время, используя Минские соглашения как повод ничего не решать. Обе стороны стараются сделать войну как можно более дорогой и невыгодной для противника, причем с минимальными потерями для себя. Что характерно, обеим сторонам это в некоторой степени удается.
Поддержать редакцию:
- UAH: «ПриватБанк», 5168 7422 0198 6621, Кутний С.
- USD: skrill.com, [email protected]
- BTC: 1D7dnTh5v7FzToVTjb9nyF4c4s41FoHcsz
- ETH: 0xacC5418d564CF3A5E8793A445B281B5e3476c3f0
- DASH: XtiKPjGeMPf9d1Gw99JY23czRYqBDN4Q69
- LTC: LNZickqsM27JJkk7LNvr2HPMdpmd1noFxS