О том, как сформировалась моя идентичность, я написала в колонке «Агендеры и феминизм: точки соприкосновения» (2013 г., публикация — 2015), одна из формулировок которой («женщины-агендеры» вместо «агендеры с приписанным женским полом») кажется мне сейчас некорректной. Но там речь шла в большей степени о психологической подоплёке идентичности, а сейчас хотелось бы затронуть физиологическую составляющую перехода.

Буквально два года назад я узнала, что можно делать не только бинарный трансгендерный переход, но и небинарный. В восемнадцать лет мне пришлось выбирать — становиться транс-мужчиной или оставаться человеком, которому по умолчанию приписывают женский гендер, но при этом, разумеется, не патриархалкой, а феминисткой. Я страдала сильной гендерной дисфорией, о которой ни в коем случае нельзя было говорить всерьёз, иначе бы меня погнали из университета: он был с педагогическим уклоном (в Ярославле девяностых выбор, куда поступать, был невелик), или ещё раньше — из спецшколы при том же университете. Отчисляли оттуда за всякое — за написанный соседкой донос об «аморальном поведении» или диагноз «шизофрения»: ментально нездоровые люди не имели права работать с детьми. Работать в школе я не собиралась, но это никого не волновало.

Итак, мне хотелось операцию, которая, в первую очередь, помогла бы увеличить мышечную массу, а во-вторых, полностью блокировала репродуктивную систему при условии, что это не приведёт к раннему старению. Генетически я из того самого процента «женщин» (использую кавычки, так как отношу себя к женщинам лишь «постольку-поскольку»), которые способны рожать до шестидесяти. В моей семье есть долгожительницы. Иметь такой организм довольно удобно — я не могу не ощущать разницу между собой и теми ровесницами, у которых, по их словам, сил уже ни на что нет. Но сама по себе гистерэктомия без медицинских показаний вредит здоровью.

Больше всего меня смущала даже не стоимость процедуры — с годами можно было на неё накопить, — и не возмущение патриархальных родственников — когда я их слушала? — а автоматическое причисление к мужчинам. Если ты не мясо для секса и не прислуга, ты мужик, тебе надо привешивать член и вести себя, как мачист, а то пацаны не поймут. Всё связанное с фаллопластикой внушало мне отвращение. Мне не хотелось иметь мужскую физиологию: кадык, густые волосы на теле, поллюции казались неприятными и ненужными. Родиться с синдромом Свайера — ещё куда ни шло. Я не понимала, зачем лично мне платить деньгами, здоровьем и удовольствием за искусственный пенис, который ещё и работает плохо.

В общем, я решила, что заставлю ощущать себя женщиной, если быть мужчиной не хочется. Это закончилось депрессивным эпизодом. Я никогда не лежала в диспансере и не пила прозак — я училась в вузе, подрабатывала, встречалась с мужчинами и женщинами, просто мне было плохо. В один прекрасный момент дошло до той самой ангедонии, о которой пела Янка Дягилева — я могла изображать радость, но совершенно не чувствовала её.

В 2006 году я пришла на консультацию в московскую клинику — выяснить, можно ли прекратить месячные. Тогда в нашем общежитии уже подключили интернет, но информации об интересующих меня вещах в сети было мало. В кабинете сидели пожилая гинекологиня и медсестра явно советской закалки.

— Девушка, любое вмешательство в организм плохо заканчивается! — взвизгнула медсестра, посмотрев на меня так, будто я спросила, можно ли жарить с овощами свежеоткопанные трупы.

— Я подробной информации дать не могу, — сказала врачиня. — После гистерэктомии прекратятся, но… Удаление матки у здоровых людей запрещено законом, а после перевязки труб или спирали повышается эстроген. Вы от него располнеете. И стерилизацию делать нельзя, если вам нет тридцати пяти и у вас не двое детей. При небольшом росте полнеть — это некрасиво.

Сама врачиня была невысокой и полноватой — видимо, спроецировала на меня свои комплексы.

Выходила я из учреждения с широко открытыми глазами. Это же столица, а мне даже не могут посоветовать таблетки. Ни от постоянного недоедания, которое мне пришлось пережить с 1998 по 2000 год, ни от тяжёлых физических нагрузок — в юности я несколько лет ходила параллельно в качалку и на каратэ и участвовала в соревнованиях, — месячные не прекращались, хотя в книгах и на форумах писали, что они от такого сходят на нет (а сейчас в интернете один персонаж вещает, что они пропадают от самовнушения). Знакомые знали ещё меньше меня, а с большинством общаться на подобные темы было нельзя: в самом лучшем случае я бы отделалась распускаемыми обо мне бредовыми сплетнями. Эти девушки не понимали: если у меня нет ПМС и страшных болей, зачем прекращать цикл?

Поэтому я старалась обходить скользкие темы во время общения с литинститутками: они не годились даже для разговоров о книгах, Сенанкур или Джойс казались им чем-то запредельно сложным. А тут — гендерная дисфория, тема, близкая к медицине и психологии, в которых они не разбирались. Году к 2005-му из-под земли выросло сколько-то слэшеров, но они мечтали пришить пенисы, а мне намекали, что я транс-мужчина. Только один сказал, что считает меня женщиной, хотя по замашкам я напоминаю «транса», даже если ношу юбку.

Прошло ещё немного лет, и выяснилось, что из осточертевшего бинарного мира реально выбраться. Оставалось хирургическое вмешательство, но гистерэктомия по-прежнему разрешена только в случае онкологии или бинарного перехода. Теперь я знала, что фаллопластику многие считают необязательной, но бинарный переход в 90-х и середине 2000-х годов обычно подразумевал удаление груди, которая мне не мешала. Чтобы максимально комфортно себя чувствовать, мне нужно удаление [здоровых] репродуктивных органов с последующей эстрогеновой HRT по рецепту (к сожалению, это плохо сочетается с приёмом тестостерона для увеличения мускулатуры), а также — изъятие графы «Пол» из документов. То есть процесс, который запрещён в странах бывшего СССР.

Для ощущения телесной нейтральности некоторые небинарные люди ставят спираль «Mirena» или принимают оральные контрацептивы: и то, и другое способно прекратить месячные на срок до полугода. Но, во-первых, это не стопроцентная гарантия. У некоторых после установки спирали и приёма таблеток месячные не пропадают: на меня не действовал марвелон, который якобы тоже убирает месячные. Во-вторых, эти средства повышают эстрогены, а феминизация внешности, к которой они приводят, нравится не всем небинарным людям.

В Англии нам проще — врачи уже готовы признать необходимость небинарного перехода. Но, например, одна персона сообщает, что для удаления вызывающей дисфорию груди е_й придётся пройти мучительную комиссию и встать в очередь:

…сейчас я находил_ись в лимбе, ожидая второго приёма, чтобы узнать, предложит ли NHS (Государственная служба здравоохранения) операцию, в которой я нуждаюсь. Это не «косметическая» процедура. Для многих транс*людей эти операции необходимы. К несчастью, листы ожидания длинны, «беда не ходит одна», и многие не дотягивают до цели. Если я недостаточно транс*, мне не помогут.

Если бы у меня был рак, и мне ради лечения пришлось бы пройти через такую же процедуру, поднялись бы волнения, петиции, лоббирование правительства… Как насчет петиций о здравоохранении для транс*людей? Возможно, несколько есть, но они безусловно не вызывают реакции окружающих. От нас ждут, что мы будем продолжать [жить] с тем, что есть, ждать и искать частных решений.

Тема небинарного перехода табуирована даже для некоторых либертариев. Они мечтают о трансгуманизме и превращении в киборгов, но человек акушерского женского пола, который хочет ради удобства отключить репродуктивную систему, для них нонсенс. Мы «просто выделываемся». Возможно, это тривиальная трансфобия: не припомню, чтобы мужчины так же нервничали, случайно открыв сайт Woman.ru, где цисгендерные женщины делились желанием избавиться от месячных. В конце концов, настоящий мужчина месячных должен бояться. С другой стороны, добровольно бесплодную женщину не привяжешь к себе, сделав ей ребёнка. Но если такая персона ещё и женщиной себя не ощущает, пиши пропало — чужие среди нас.

Мою проблему, возможно, решит эмиграция, а пока что для одних я остаюсь «мужчиной в женском теле», а для других — «женщиной», не являясь ни тем, ни другим. Говорят, небинарность — дань моде, и с возрастом всё пройдёт. Если это читают подростки, хочу сказать им: вероятность, что не пройдёт, выше 50%, а много нас внезапно стало оттого, что квир-исследования не стоят на месте, и немалое количество людей наконец-то узнало, кто они на самом деле. У меня не прошло. Потому что находиться по ту сторону навязанных обществом бинарных оппозиций — нормально. Кажется, даже у трансфобных радикальных феминисток, которые недавно чувствовали себя квирами, а теперь бросились в противоположный лагерь, не прошло: их отношение к нам похоже на отношение латентного гея к открытым.

Поддержать редакцию:

• Гривневый счёт «ПриватБанк»: 5168 7422 0198 6621, Кутний С.
• Для заграничных доноров: перевод через skrill.com на счёт [email protected]
• Bitcoin: 1D7dnTh5v7FzToVTjb9nyF4c4s41FoHcsz
• Etherium: 0xacC5418d564CF3A5E8793A445B281B5e3476c3f0
• Dash: XtiKPjGeMPf9d1Gw99JY23czRYqBDN4Q69
• Litecoin: LNZickqsM27JJkk7LNvr2HPMdpmd1noFxS