Синдикалисты в Российской революции

Григорий Максимов

maksimov02 Революция потрясла все классы и слои российской социальной жизни. Широкое волнение охватило все уровни российского общества, став результатом трех столетий угнетения царским режимом.

В ходе революционного взрыва это волнение стало той силой, которая сцементировала разнородные элементы в могучий единый фронт и уничтожила здание деспотизма за три дня – краткий революционный период, беспрецедентный за всю историю.

В этом движении, несмотря на то, что составлявшие его силы преследовали различные, часто взаимоисключающие задачи и цели, царило полное единодушие. В момент революционного взрыва стремления этих различных сил случайно совпали, потому что имели негативный характер, будучи направлены на уничтожение устаревшего абсолютистского режима. Конструктивные цели были еще неясны. Только в ходе дальнейшего развития событий, через различное истолкование задач и целей революции, эти прежде аморфные силы начали выкристаллизовываться и вспыхнула борьба между ними за торжество их идей и целей.

Примечательная особенность революции состояла в том, что, несмотря на скорее небольшое влияние анархистов в массах до ее начала, она с первых же шагов следовала анархистским курсом полной децентрализации; революционные органы, немедленно выведенные на авансцену ходом революции, были анархо-синдикалистскими по своей сути. По своей природе они лучше всего подходили для скорейшего осуществления анархического идеала – Советы, фабрично-заводские комитеты (фабзавкомы), крестьянские земельные комитеты, домовые комитеты и т.д. Внутренняя логика событий и рост этих организаций привели в ноябре (октябре) 1917 г. к временному свертыванию государства и потрясению самих основ капиталистической экономики.

Я говорю “временному”, поскольку впоследствии государство и капитализм смогли одержать победу, а логика развития революции была открыто сорвана теми, кто вначале послужил инструментом ускорения ее хода. Выйдя из-под контроля излишне доверчивых масс, чьи стремления и действия были скорее инстинктивными, чем ясно осознанными, большевики, по мере того, как они завоевывали доверие этих масс, постепенно окутали революцию атмосферой государственного диктата и грубой силы, что обрекло ее на неминуемую гибель. Но этот процесс стал заметным только через 6 месяцев после “Октябрьской революции”. До этого момента революция шла по восходящей. Борьба становилась все сильнее, и цели начали приобретать все более ясный и выраженный характер. Страна кипела и бурлила, живя полной жизнью в условиях свободы.

Великая борьба

Между классами, группами и партиями шла активная, мощная и удивительная по своему характеру борьба за преобладающее влияние в революции. В результате этой борьбы возникло своего рода равновесие сил; ни одна из них не была в состоянии захватить преобладание над остальными. Это, в свою очередь, не позволяло государству и правительству – внешней силе, стоявшей над обществом – превратиться в оружие одной из противоборствующих сил. Поэтому государство было парализовано, будучи не в состоянии оказывать свое негативное влияние на ход событий, тем более что армия, играя активную роль в движении, перестала быть послушным инструментом государственной власти. В этой великой борьбе интересов и идей анархисты играли активную и живую роль.

Период между мартом (февралем) и ноябрем (октябрем) 1917 г. по своему размаху и масштабам особенно выделялся, с точки зрения анархистской и анархо-синдикалистской работы, в том что касалось их пропаганды, агитации, организации и действия.

Революция широко распахнула двери перед анархистам-эмигрантам, возвращавшимися из различных стран, куда они бежали, укрываясь от жестоких преследований царского правительства. Но еще до того, как вернулись эмигранты, стали при активном участии товарищей, вернувшихся из тюрем и ссылок, появляться группы и союзы анархистов, а также анархистские издания. С возвращением анархистов из-за границы эта работа приобрела заметный размах. Россия покрылась густой сетью групп, пусть даже слабо связанных между собой. Трудно назвать город, в котором не было бы анархо-синдикалистской или анархистской группы. Пропаганда приняла масштабы, беспрецедентные для анархистской деятельности в России.

Соответственно, издавалось множество анархистских газет, журналов, листовок, брошюр и книг. Интерес к анархо-синдикализму и анархизму был огромен, достигая даже самых отдаленных уголков дальнего Севера.

Газеты выходили не только в крупных административных и промышленных центрах, таких как Москва и Петроград, где имелось много анархистских газет (в Петрограде тираж анархо-синдикалистского “Голоса труда” и анархистского “Буревестника” достигал 25 тысяч у каждого; московская ежедневная газета “Анархия” имела почти такой же тираж), но и в провинциальных городах, таких как Кронштадт, Ярославль, Нижний Новгород, Саратов, Самара, Красноярск, Владивосток, Ростов-на-Дону, Одесса и Киев. (В 1918 г. анархистские газеты выходили в Иваново-Вознесенске, Чембаре, Екатеринбурге, Курске, Екатеринославе, Вятке).

Устная пропаганда была еще активнее, чем печатная – она велась в армии, а также на фабриках и в деревнях. Пропаганда имела целью выявить и довести до логического конца анархистские принципы и тенденции, свойственные революции. Эта пропаганда, особенно анархо-синдикалистская, имела весьма большой успех у трудящихся. Влияние анархизма, особенно в его анархо-синдикалистском варианте, было настолько сильным, что социал-демократы вынуждены были выпустить специальное издание, чтобы вести борьбу против “анархо-синдикализма среди организованного пролетариата”. К несчастью, это влияние не было организованным.

“Централизм через федерализм”

Влияние анархо-синдикализма ясно проявилось в борьбе за гегемонию, которую вели фабзавкомы против профсоюзов. Фабзавкомы были почти сплошь под влиянием своеобразного анархо-синдикализма; доказательством этого служат все конференции петроградских фабзавкомов и всероссийские конференции этих комитетов. Более того, большевики, идя к захвату власти и диктатуре, вынуждены были скрывать (лишь на время, как показали последующие события) свой ортодоксальный марксизм и принять анархистские лозунги и методы. Увы, с их стороны это было лишь тактическим жестом, но не подлинным изменением программы.

Сформулированные большевиками (коммунистами) лозунги в точной и понятной форме выражали требования восставших масс, совпадая с лозунгами анархистов: “Долой войну”, “Немедленный мир без аннексий и контрибуций, через голову правительств и капиталистов”, “Отменить армию”, “Вооружение рабочих”, “Немедленный захват земли крестьянами”, “Фабрики – рабочим”, “Федерация Советов” и т.д. Разве осуществление этих великих лозунгов не привело бы к полному торжеству анархистской идеологии и потрясению самых основ марксизма? Разве не было естественным для анархистов быть увлеченными этими лозунгами, в убеждении, что они не обладают сильной организацией для того, чтобы осуществить их независимо? Как следствие, они продолжали участвовать в общей борьбе.

Но действительность очень скоро продемонстрировала, что все отходы большевиков от революционной позиции были не случайностью, а частью строго продуманного тактического плана, направленного против жизненных интересов и требований масс – плана, призванного претворить в жизнь мертвые догмы распадавшегося марксизма. Истинное лицо большевиков было приоткрыто комиссаром по делам национальностей Сталиным (Джугашвили), который в одной из своих статей (в апреле 1918 г.) писал, что их цель – “придти к централизму через федерализм”. Настойчиво, осторожно революция была переведена в марксистское русло, в соответствии с заранее разработанным планом. Это русло – прокрустово ложе для любого народного кредо.

Таким образом, в период буржуазного и буржуазно-социалистического правительства анархисты работали (конечно, не организационно) рука об руку с большевиками. Каково было положение анархистов в этот период? Список городов, в которых выходили анархистские издания, показывает, что свобода печати была самой широкой. Ни одна газета не была закрыта, ни одна листовка, брошюра или книга не подверглась конфискации, ни одна демонстрация или массовый митинг не были запрещены. Несмотря на захват ими богатых частных домов, таких как дача Дурново и других особняков в Петрограде, несмотря на захват типографий, включая типографию “Русской воли”, издававшейся царским министром Протопоповым, несмотря на открытое подстрекательство к неповиновению и призывы к солдатам уйти с фронта, – несмотря на все это, можно назвать лишь несколько случаев, когда анархисты подверглись жестокому обращению при потворстве властей или в результате преднамеренных действий. Конечно, правительство в этот период отнюдь не было против сурового обращения как с анархистами, так и с большевиками. Керенский неоднократно угрожал “выжечь их каленым железом”. Но правительство было бессильно, потому что революция находилась на подъеме.

После Октября

Как изменилось положение анархистов с победой Октябрьской революции, в подготовке и осуществлении которой они сыграли столь видную роль? Необходимо подчеркнуть, что в период Керенского анархисты существенно выросли в численном отношении и к Октябрьским дням их движение уже приобрело значительные масштабы. Этот рост еще более усилился после Октябрьской революции, когда анархисты принимали активное участие в прямых уличных боях как против контрреволюции, так и против германо-австрийских войск. Не только голос анархистов пользовался вниманием, но массы действительно следовали призывам и директивам анархистов, придя к тому, чтобы воспринимать их как конкретное выражение своих вековых чаяний. Поэтому они поддерживали требования анархо-синдикалистского характера, осуществляя их вопреки судорожным усилиям большевиков, в то время – скорее слабым.

Под влияние анархо-синдикалистской пропаганды в Петрограде начался стихийный процесс социализации жилья домовыми комитетами. Он распространился на целые улицы, породив уличные и квартальные комитеты, когда в него оказывались втянутыми целые кварталы. Он распространился и на другие города. В Кронштадте он начался еще раньше, чем в Петрограде и приобрел еще больший размах. Если в Петрограде и других городах дома были социализированы только с торжеством Октябрьской революции, в Кронштадте подобные шаги были предприняты раньше, под влиянием Ярчука, который пользовался большой популярностью в этом городе, и несмотря на активное сопротивление большевиков. Меры были приняты и осуществлены в организованном порядке революционными рабочими и матросами по всему городу. Большевистская фракция покинула заседание Кронштадтского Совета в знак протеста против социализации жилья.

Рабочий контроль

В области революционной борьбы за немедленную ликвидацию института частной собственности на средства производства влияние анархистов было еще более отчетливым. Идея “рабочего контроля”, осуществляемого через фабрично-заводские комитеты, идея, которую отстаивали анархо-синдикалисты с самого начала революции, пустила глубокие корни среди городских рабочих и пользовалась у них столь сильной поддержкой, что ее вынуждены были принять социалистические партии, хотя, разумеется, и в извращенной форме. Социал-демократы и социалисты-революционеры извратили эту идею рабочего контроля в идею государственного контроля над промышленностью при участии рабочих, с сохранением предприятий в руках капиталистов.

Что касается большевиков, то они были весьма туманными в отношении смысла термина “рабочий контроль”, оставляя его неопределенным и превратив в удобное орудие демагогической пропаганды. Это было подтверждено А. Лозовским (С.А. Дридзо), который в своей брошюре “Рабочий контроль” (Петербург: Социалистическое издательство, 1918, с.19) писал:

“Рабочий контроль был боевым лозунгом большевиков в предоктябрьские дни…, но, несмотря на тот факт, что рабочий контроль фигурировал во всех резолюциях и был начертан на всех знаменах, вокруг него сохранялся ореол тайны. Партийная печать очень мало писала об этом лозунге и тем более не пыталась указать конкретные пути его осуществления. Когда вспыхнула Октябрьская революция и возникла необходимость ясно и четко сказать, что такое этот рабочий контроль, получилось так, что даже среди сторонников этого лозунга существовали большие расхождения во мнениях на сей счет” (обратный перевод с английского, – прим. перевод.)

Большевики отказались принять анархо-синдикалистское понимание идеи рабочего контроля, а именно: установления контроля над производством, ее социализации и учреждение рабочего контроля над всем социализированным производством через фабрично-заводские комитеты. Но эта идея победила, и рабочие начали экспроприировать предприятия еще когда у власти оставалось буржуазно-социалистическое правительство. Фабрично-заводские комитеты и различные комитеты контроля уже в это время брали в свои руки функции управления. В преддверие Октябрьской революции это движение приобрело подлинно массовый характер.

Фабрично-заводские комитеты (фабзавкомы)

Фабзавкомы и их Центральное бюро стали основой нового революционного движения, которое поставило перед собой задачу превратить фабрики в производственно-потребительские коммуны. Фабзавкомы должны были стать ячейками нового общественного строя, постепенно вырастающего из первоначальной, зачаточной жизни революции. Будучи по сути своей анархистскими, фабзавкомы имели множество врагов. Отношение к ним всех политических партий было сдержанно-враждебным; партии сконцентрировали свои усилия на сведение комитетов до роли придатка профсоюзов.

Коммунисты с самого начала с подозрением отнеслись к такому типу организации. Только когда они убедились в том, что профсоюзы оказались под слишком сильным контролем социал-демократов для того, чтобы служить инструментом политики коммунистов, то, вслед за анархо-синдикалистами, сконцентрировали свое внимание на фабзавкомах, стремясь поставить их под свой контроль и, действуя через эти комитеты, в конечном счете, захватить контроль над профсоюзами. Несмотря на такое отношение, большевики самим ходом событий вынуждались занять позицию, которая мало отличалась от анархо-синдикалистской. Эту позицию они заняли лишь постепенно; вначале они вели с ней борьбу.

“Анархо-синдикалисты окопались в фабзавкомах. Они создали вокруг них целую теорию, по существу, заявляя, что профсоюзы мертвы и что будущее принадлежит фабрично-заводским комитетам, которые и нанесут решающий удар по капитализму, что фабзавкомы – это высшая форма рабочего движения, и т.д. Одним словом, они развивали в отношении фабзавкомов ту же самую теорию, какую французские анархо-синдикалисты развивали в отношении профсоюзов. В таких условиях разрыв между обеими организациями (профсоюзами и фабзавкомами) представляет самую большую опасность для рабочего движения в России. Опасность тем большую, что даже среди активистов фабзавкомов, которые не являются анархо-синдикалистами, мы можем увидеть эту тенденцию противопоставить профсоюзы фабзавкомам и даже заменить отраслевые союзы и их местные отделения соответствующими организациями типа фабзавкомов» (Лозовский, “Рабочий контроль”, с.37; обратный перевод с английского, – прим.перевод.)

Захват предприятий

russian-revolution-1920-granger Характерно, что только анархо-синдикалистская печать верно оценивала роль и значение фабрично-заводских комитетов. Первая статья в революционной печати по этой проблеме, написанная автором этих строк, появилась в первом номере “Голоса труда”. На одной из конференций фабзавкомов в Петрограде, проходившей в августе 1917 г., статью горячо оспаривали большевики, в особенности Лозовский и другие. Но эта идея, говорящая сама за себя и отвечавшая настроениям и пожеланиям рабочих, возобладала даже в большевистской партии. Даже Ленин заявил в речи на Всероссийском съезде профсоюзов (проходившем в начале 1918 г.), что фабрика должна стать “самоуправляющейся производственно-потребительской коммуной”.

Результаты анархо-синдикалистской пропаганды вскоре дали свои плоды. За ней последовали волна захватов предприятий и организация рабочего управления. Это началось еще когда у власти стояло Временное правительство, и, разумеется, анархисты играли в нем самую передовую роль. Наиболее громким событием этого рода в тот период стала экспроприация под непосредственным влиянием анархиста Жука Шлиссельбургских пороховых заводов и сельскохозяйственных угодий, причем и те, и другие, были затем организованы на анархистских принципах. Такие события происходили все чаще, и в преддверие Октябрьской революции к ним стали относиться как к чему-то само собой разумеющемуся.

Уже вскоре после торжества Октябрьской революции Центральное бюро фабзавкомов разработало обширный план контроля над производством. Эти инструкции оказались блестящим литературным документом, продемонстрировав торжество анархо-синдикалистской идеи. Значение этого события тем больше, что в фабзавкомах тогда преобладали большевики.

Насколько сильна была среди рабочих идея о том, что фабричные комитеты являются исполнительными органами фабричных коммун – ячейками, которые соединяются в федеративную организацию, охватывающую всех рабочих и создающую необходимую систему управления – показывает беспокойство, проявляемое большевиками после Октябрьской революции.

“Вместо «республики Советов» мы приходим к республике производственных кооперативов, в которой капиталистические фабрики должны быть видоизменены этим процессом. Вместо быстрого регулирования общественного производства и потребления – мер, которые несмотря на все возражения против них по различным причинам, представляют собой подлинный шаг вперед к социалистической организации общества – вместо этого, мы становимся свидетелями чего-то, что напоминает нечто из анархистских мечтаний об автономных индустриальных коммунах” (И.Степанов. От рабочего контроля к рабочему управлению в промышленности и земледелии. Москва, 1918, с.11.; обратный перевод с английского – прим. перевод.)

Преобладание большевиков делает еще более заметными успехи, достигнутые нашими товарищами, в особенности В.Шатовым, в их работе в фабзавкомах (Шатов руководил штурмом Зимнего дворца в Петрограде в октябре 1917 г. Он оставил анархо-синдикалистское движение и фактически сделался большевиком с того момента, когда столица была перенесена в Москву в начале 1918 г. Он был арестован и, вероятно, расстрелян без суда в ходе чисток конца 1930-х гг.). Даже в условиях преобладания в них большевиков, фабзавкомы в этот период осуществляли идею анархизма. Конечно, осуществляемая большевиками, эта идея утрачивала ясность и чистоту. Если бы анархисты имели большинство, они смогли бы совершенно устранить из работы комитетов элемент централизации и государственнические принципы.

Стихийный синдикализм

Мы не можем излагать здесь детальную историю российского профсоюзного движения или хронику борьбы между различными политическими партиями и группами в профсоюзах. Наша задача – чисто информационная. Мы хотели бы отметить данные моменты в жизни профсоюзного движения, подчеркнув работу анархо-синдикалистского меньшинства.

Рабочее движение, как и сама революция, появилось стихийно. Оно отодвинуло в сторону профсоюзы, опираясь преимущественно на фабзавкомы и их объединения, особенно в Петрограде.

Хотя российский пролетариат в целом был совершенно незнаком с идеями революционного синдикализма, и несмотря на нехватку анархо-синдикалистской литературы, а также почти полное отсутствие представителей этого движения среди российских рабочих, – несмотря на все это, рабочее движение по всей России пошло путем децентрализации. Оно стихийно избрало путь единого революционного синдикализма. В отличие от других периодов, период после Февральской революции 1917 г. характеризовался активным участием анархо-синдикалистов – рабочих, которые вернулись в Россию из США, где они принимали участие в борьбе ИРМ – Индустриальных рабочих мира.

Фабзавкомы против профсоюзов

Вплоть до января 1918 г., то есть, до Первого всероссийского съезда профессиональных союзов, рабочее движение выступало под флагами фабзавкомов. Они вели упорную борьбу и против буржуазных элементов, которые негласно боролись за превосходство, и против профсоюзов. Эта борьба приобрела особенно резкий характер после третьей всероссийской конференции профсоюзов, отчетливо показавшей разрыв между тактикой и целями профсоюзов и фабзавкомов. Эти последние, объединившись, в первую очередь, в Петрограде, выделили свои собственные центральные органы и заложили краеугольный камень революционного курса. Анархо-синдикалисты принимали активное участие и в фабзавкомах, и в профсоюзах. В анархо-синдикалистских кругах не было единодушия в отношении того, какую из двух организаций следует предпочесть. Движение, возглавляемое автором этих строк, отнюдь не поддерживалось остальными анархистами. Оно не поддерживалось даже группой, издававшей “Голос труда”. К тому же, многие большевики были не склонны к точке зрения в пользу фабзавкомов в противовес профсоюзам. На одной из конференций фабзавкомов Петрограда Лозовский подверг эту точку зрения и поддерживавшее ее движение жестоким и беспринципным нападкам.

В целом, однако, анархо-синдикалистские элементы выказывали предпочтение фабричным комитетам, сосредоточив силы в этом направлении. Они были представлены во многих отдельных фабзавкомах, а также в Петроградском бюро и во Всероссийском центральном бюро фабзавкомов. Точно также, анархо-синдикалисты оказывали влияние на работу конференций фабзавкомов, чья газета «Новый путь» была сильно окрашена своеобразным анархо-синдикализмом, хотя в ее редакции не было ни одного анархо-синдикалиста.

Ввиду такого прямого и косвенного влияния анархо-синдикалистов, буржуазные и социалистические газеты принялись бить тревогу: газеты “День” (буржуазная), “Новая жизнь” (социалистическая), “Известия Петроградского общества заводчиков и фабрикантов” (буржуазная), “Известия ЦИК” (социалистическая), “Рабочая газета” (социалистическая) и др. Социал-демократы выпустили даже специальное издание (“Рабочая мысль”), чтобы бороться с анархо-синдикалистским влиянием среди организованного пролетариата.

Но тщетно. Анархо-синдикалисты завоевали массы лозунгом “рабочего контроля”. Все большие массы рабочих попадали под анархо-синдикалистское влияние, которое побуждало их приступить к захвату предприятий. Влияние анархо-синдикалистского лозунга “рабочего контроля” ощущалось в инструкции по осуществлению рабочего контроля, изданной и опубликованной Центральным советом петроградских фабзавкомов, но встретившей резкий отпор со стороны большевиков и меньшевиков на Первом всероссийском съезде профсоюзов (см.: Первый Всероссийский съезд Профессиональных Союзов 14 января 1918 г. Стенографический отчет. М., 1918; Лозовский. Рабочий контроль…).

Анархо-синдикалисты имели в тот период свои группы и организации вне рамок профсоюзов, издавали свои газеты и журналы: в Петрограде – “Голос труда”, в Харькове – “Рабочая мысль”, в Красноярске – “Сибирский анархист”, в Москве – революционно-синдикалистский орган “Рабочая жизнь” и т.д. Анархо-синдикалисты были представлены во многих фабрично-заводских советах и профсоюзах, вели интенсивную пропаганду. Большинство анархо-синдикалистов верило, что, работая внутри профсоюзов, они смогут придать им анархо-синдикалистскую направленность.

Размах движения

До Первого всероссийского съезда профсоюзов анархо-синдикалистам удалось организовать на платформе американских ИРМ от 25 до 30 тысяч шахтеров Дебальцево в Донбассе. Казацкий погром, приведший к гибели товарища Коняева, организатора этого профсоюза, а затем – гражданская война разрушили эти начинания. То же самое относится к анархо-синдикалистской работе на шахте Черемхово до чехословацкого мятежа. В Екатеринодаре и Новороссийской губернии рабочее движение приняло анархо-синдикалистскую платформу. Это движение возглавлялось Б. Еленским, Катей Горбовой и другими. Движение охватило все Причерноморье, включая такие города, как Екатеринодар и Новороссийск. Его основными отрядами были портовые рабочие и цементные рабочие. В Москве анархо-синдикалисты пользовались преобладающим влиянием среди рабочих-железнодорожников, рабочих парфюмерной отрасли и др. (Движение вели, в том числе, товарищи Преферансов, Н.К. Лебедев и Критская). Перевести это влияние в точное число членов трудно. Мы можем только отметить, что на Первом всероссийском съезде профсоюзов имелась анархо-синдикалистская фракция. Она включала также нескольких максималистов и других сторонников – всего 25 человек. Поскольку один делегат представлял в среднем от 3 до 3,5 тысяч членов, можно говорить о том, что число организованных анархо-синдикалистских рабочих достигало 88 тысяч. Чтобы получить адекватное представление о действительном размахе движения, это число можно спокойно увеличить в 2 или 3 раза.

Подчинение фабзавкомов

На Первом съезде профсоюзов вскоре после Октябрьской революции в большинстве оказались большевики и левые эсеры. Это означало окончательную победу профсоюзов над фабзавкомами. Большевики подчинили фабричные комитеты, федералистские и анархические по своей природе, централизованным профсоюзам. С помощью профсоюзов большевики сумели превратить фабзавкомы в орудие своего господства над массами. Добившись этого, большевики приступили к лишению фабзавкомов всех их функций. С этого времени фабричные комитеты стали выполнять лишь одну-единственную функцию – полицейскую роль, навязанную им большевиками.

В 1918 г. большевистский террор еще щадил профсоюзы. И мы можем видеть развитие анархо-синдикалистского движения в профсоюзе пекарей Москвы, Харькова и Киева (весьма энергичную работу вел среди киевских пекарей А.Барон, который до сих пор [1940 г.] еще не казнен и содержится в тюрьме или в ссылке; с 1920 г. его все время перебрасывали из одной тюрьмы и места ссылки в другие) и среди почтово-телеграфных работников Петрограда. На Первом всероссийском съезде почтово-телеграфных работников анархо-синдикалисты пользовались мощным влиянием; их линии следовало больше половины делегатов. (Основными анархо-синдикалистскими работниками в этом профсоюзе были Мильхалев, Бондарев и другие. О масштабах анархо-синдикалистского влияния в профсоюзе можно судить, прочитав стенографический отчет съезда в 1918 г.). Петроградское отделение этого профсоюза шло под знаменами анархо-синдикализма. Его издание “Известия Почтово-телеграфных Служащих Петрограда” редактировалось анархо-синдикалистами. То же самое относится к профсоюзу работников Волжского речного транспорта, где, благодаря работе товарища Аносова, профсоюзное издание заняло четкую анархо-синдикалистскую позицию.

Захват профсоюзов

Все это, однако, было разрушено большевиками. Отраслевой принцип, лежащий в основе процесса слияния профсоюзов в более крупные единицы, стал могучим оружием в борьбе большевиков против анархо-синдикализма. В первую очередь большевики принялись укреплять те профсоюзы, которые казались им ненадежными, с точки зрения их основанного инстинкта господства. Были предприняты шаги к растворению таких профсоюзов в общей массе, чтобы разбросать ведущих анархо-синдикалистских рабочих по профсоюзам, которые считались «надежными», с большевистской точки зрения. Это погубило ряд анархистски настроенных профсоюзов: союзов телеграфных рабочих Петрограда, рабочих парфюмерной промышленности в Москве, транспортных рабочих в Казани, организаций ряда важных железнодорожных узлов Москвы и Курска, где видную роль играли такие товарищи, как Ковалевич и Двумянцев.

Благодаря таким мерам и усиленной централизации в сочетании с бесстыдным жонглированием голосами, а в ряде мест – жестким мерам властей, руководящие органы попали в руки коммунистов. Хорошим примером этого процесса захвата профсоюзов служит Второй всероссийский съезд профессиональных союзов (1919 г.), На этом съезде число анархо-синдикалистов и сочувствующих им делегатов составило всего 15. Это означает, что они представляли лишь 52950 рабочих, и это в момент, когда симпатии рабочих к анархо-синдикализму заметно росли – факт, подчеркиваемый одновременным снижением популярности большевиков среди рабочих. Постоянные правила съезда лишали анархо-синдикалистов права выставить своего собственного докладчика по важнейшим вопросам повестки дня. На Третьем съезде в 1920 г. было всего 10 анархо-синдикалистских делегатов (включая сочувствующих), представлявших лишь 35300 человек.

Эти съезды показали полный провал тактики, за которую выступал “Голос труда”, имевший вес среди анархо-синдикалистов России (Автор входил в редакцию “Голоса труда”, но это не мешало ему признавать ошибки, допущенные газетой). Отсутствие чисто революционных профсоюзов ускорило разрушение анархистского и синдикалистского движений. Разбросанные по большевистским профсоюзам, анархо-синдикалистские силы оказались не в состоянии оказать сопротивление и были сравнены с землей железной политикой “диктатуры пролетариата”.

В начале 1920 г. лишь один профсоюз в Москве придерживался анархо-синдикалистской линии. Это был профсоюз пекарей, чья анархо-синдикалистская ориентация была заслугой работы нашего товарища Н.И. Павлова (Позднее он отрекся от своих анархо-синдикалистских взглядов под нажимом ГПУ; такова была цена, уплаченная им за свободу. Павлов сделал заявление об отказе от анархистских взглядов по выходе из тюрьмы). Фактором, внесшим вклад в сохранение анархо-синдикалистского влияния, была работа максималистов Нюшенкова и Камышева.

На Втором всероссийском съезде делегация профсоюза пекарей входила в федералистскую фракцию, насчитывавшую от 10 до 15 человек; за ней шла почти треть членов профсоюза. На этом съезде была предпринята первая попытка (Максимовым, Нюшенковым и Павловым) организовать подпольную революционную Федерацию работников пищевой промышленности. Это должно было стать первым шагом к организации Российской Всеобщей конфедерации труда. Он должен был стать действительной попыткой исполкома российских анархо-синдикалистов приступить к осуществлению основополагающих пунктов их программы. Ввиду вскоре начавшихся репрессий комитет в составе вышеупомянутых товарищей, избранный на встрече съездовской фракции, даже не получил шанса приступить к работе, как это было запланировано на встрече. Таково было последнее яркое проявление борьбы, которую вели анархо-синдикалисты внутри профсоюзного движения, контролируемого коммунистическим государством.

Централизация и террор

Golos_Truda
Программа российского профсоюзного движения предусматривала: централизацию, обязательное членство, принудительную дисциплину, навязанную дисциплинарными судами, опеку со стороны политической партии (в данном случае, коммунистической), милитаризацию труда, трудовую повинность, трудовые армии, прикрепление рабочих к их рабочим местам, национализацию производства, единоличное управление (вместо коллективного), многоступенчатую шкалу заработной платы (36 категорий), введение потогонной системы – тейлоризма, сдельщины и премиальной системы. Рабочий контроль и рабочее управление были фактически запрещены, содержалось требование безусловной поддержки правительства.

Политика и программа профсоюзов полностью определялась (и продолжает определяться) политикой и программой “коммунистического правительства”. В настоящее время – и так останется еще в течение лет – профсоюзы, а точнее, их руководящие центры, не имеют ничего общего с пролетарскими массами. Они лишь зеркальное отражение политики правительства, выполняют все его требования за счет рабочего класса.

Советское государство прибегает к террористическим методам для подавления любой оппозиции внутри профсоюзов, обрушивая жестокие наказания на любого, кто нарушит правительственные декреты, враждебные рабочим. В этом отношении профсоюзы зарекомендовали себя в качестве одной из главных репрессивных сил правительства, тесно сотрудничая с другими карательными органами государства: Чека, народными судами, ГПУ и т.д.

Приведем яркую иллюстрацию этой террористической политики в отношении рабочих. “Красный Набат” и “Уральский Рабочий” сообщали о следующих случаях. За несанкционированное оставление работы сроком на 3 дня один из рабочих завода был приговорен к разгрузке 5000 пудов (80,5 тонн) в течение 10 дней. Все это он должен был делать по окончании его обычного рабочего дня. Многие другие рабочие были приговорены к принудительным тюремным работам за то же самое “преступление” отсутствия на работе. Такая рабовладельческая политика процветала в особенности в районе Урала в период администрации Троцкого и Пятакова.

Правительственная инспекция санитарных и технических условий, преобладавших в Центральном угольном бассейне, выявила ужасную картину, по сравнению с которой меркнет даже самая страшная капиталистическая эксплуатация. Ради блага “общества”, то есть, ради выгоды государства, рабочие вынуждены были жить за многие мили от своих шахт, в ветхих бараках, сооруженных из тонких плит, в отсутствие элементарных удобств, где даже двери и окна разваливались. Зимой бараки практически не давали защиты от морозов и ледяных ветров. Туалетов не было, рабочим приходилось использовать для этой цели окрестности бараков.

Шахтеры получали полфунта хлеба – при условии, что они выполняли свою ежедневную трудовую норму. Если нет, их лишали этого рациона. Кроме того, от рабочих требовали сверхурочной работы, платя им за это одной порцией еды в день. Рабочие, не выполнявшие эту норму, держались в шахте до тех пор, пока не выполнят дневное задание. Все это дает представление о вопиющей тирании и произволе, с которым администрация относится к рабочим (Данные взяты из неопубликованного доклада врачей, проводивших это расследование. Доклад хранится в материалах Отдела охраны труда в Наркомате труда).

Так жили, в частности, уральские рабочие во время администрации Троцкого и Пятакова. На Ижевском заводе, например, рабочий по фамилии Гордеев был расстрелян за отказ подчиниться трудовой дисциплине (“Голос России”, Берлин, за первую половину 1922 г.). В Екатеринбурге (ныне Свердловск) рабочие монетного двора были приговорены к тяжелым каторжным работам за преступление, состоящее в “нарушении трудовой дисциплины”.

Какова анархо-синдикалистская программа, в противовес этим “коммунистическим профсоюзам”, контролируемым государством? Вкратце, она состоит в том, что любое государство – даже благожелательное – это враг рабочего класса. Из этого вытекает, что первой задачей профсоюзов должно стать освобождение самих себя из государственного плена, упор на организацию на производстве. В соответствии с этой посылкой, анархо-синдикалисты строят свою программу и тактику в российском профсоюзном движении.

Перевод с английского: В. Дамье
Источник

You may also like...