Никита Кадан о бойкоте “Художественного Арсенала”

Развитие конфликта вокруг цензурирования работы Кузнецова “Страшный Суд” показало, что в украинском художественном сообществе есть две позиции. Есть настроенная оппортунистически масса, которая не хочет ломать отношения с Художественным Арсеналом, одной из самых крупных и влиятельных арт-институций в стране. Они пытаются приписать себе “конструктивную” и “реформаторскую” позицию, хотя на практике прямо или косвенно выступают в качестве защитников цензуру. И есть небольшая группа честных и последовательных реформистов из ИСТМ, предлагающих бойкотировать институцию, до тех пор, пока вопрос с цензурой не будет официально разрешен. К сожалению, штрейкбрехеров в украинской арт-сцене гораздо больше, чем забастовщиков, поэтому взвешенная и умеренная позиция последних выглядит чуть ли не революционной.
По мнению редакции сайта Нигилист, бойкот – это отнюдь не самая радикальная из всех возможных, но минимальная этически-приемлемая мера в наметившемся противостоянии. Борьба должна проходить не только в профессиональной, но и политической плоскости. Ведь само уничтожения росписи Кузнецова – не просто мелкий вандализм, а осознанный политический акт, логично вытекающий из сотрудничества Арсенала с властью и церковью. Сам по себе факт проведения патриотической и верноподданически-клерикальной выставки в его стенах, позволяет считать эту институцию реакционной. Борьба с цензурой в “Художественном Арсенале” неотделима от борьбы против государства, церкви и капитала, от которых он зависит.
Мы считаем необходимым поддержать ИСТМ, но надеемся, что в украинской арт-сцене, рано или поздно появятся не только честные реформисты, готовые бороться за свои профессиональные права и чувство собственного достоинства, но и настоящие революционеры, которые на практике воплотят все потаённые страхи нашей буржуазной интеллигенции.
Примечание – тов. Шиитман.

zabolotna Это не ответ на ряд обращенных к ИСТМ Марией Павленко вопросов (такое требует времени, поэтому прошу тех, кто ждет именно этих ответов, о терпении – впрочем, часть затребованной у нас информации можно без труда обнаружить на блоге группы), а реакция на сам тип позиции, которая имеет большие шансы стать массовой. И это не ответ от имени ИСТМ, а частное отношение к случаю-симптому. Собственно, персональный комментарий у меня попросили “для журнала ArtUkraine”, но я прокомментирую не для журнала.

Ситуация, когда с одной стороны гражданских свобод давно уж нет, а с другой, до голодного бунта дело еще не дошло, всегда отвратительна и удушлива. Вместо пряника крохи, да и их могут отобрать, – а кнут в господской руке достаточно убедителен. Уже нет роскоши неповиновения, но все еще есть что терять.

Это и есть картина украинской художественной жизни.

Наталья Заболотная уничтожила работу Владимира Кузнецова, испугавшись недовольства высокого начальства. Участники выставки оказались неспособны поддержать художника снятием работ и таким образом подтвердили что мол, хорошо, наказывайте нас за дерзость, если того заслужим, ничего не поделаешь, работаем дальше. А те, кто могли бы снять, отказались от участия задолго до открытия выставки. Отсутствие солидарности (нет, солидарность не является смешным словом из советских книжек, это скорее совершенно прагматическое средство отстаивания прав для тех, у кого нет власти) стало явным симптомом бедности, закрытости и общего чувства безнадежности на украинской художественной сцене. Куда идти? – да некуда. Вот, остается Арсенал, наша главная институция, какая уж есть.

Но даже в таких условиях, при крайнем дефиците взаимоподдержки, продолжить сотрудничать с Арсеналом как будто ничего не произошло, сейчас уже затруднительно. По крайней мере, если признавать что художественный процесс имеет и этическое измерение. Что художники не есть лишь бездумные певчие птицы, пусть и в клетке у жестокого хозяина.

Ощущение катастрофы не может бесконечно накапливаться под спудом. Нужен какой-то качественный переход, разрыв с прошлым, какой-то выход на новый уровень. Без этапа борьбы взаимодействие с Арсеналом станет чистой и самоочевидной непристойностью. Если победа над самим цензором не видится реальной, а борьба с ним кажется поэтому бесцельной, то можно найти врага, не столь угрожающей комплекции. Например, начать бороться с “тоталитарной сектой шантажистов”, которая не является ни “представителем” кого-либо внешнего по отношению к ней, ни “защитником” кого-либо, кто ее не просил об этом, – а строит свою деятельность на обращении к общим профессиональным и этическим категориями. Представьте, – есть некий сколько угодно одинокий работник искусства (речь может идти о кураторе, критике, о разных людях, “имеющих отношение”), который занимается самозащитой и указывает на критерии, общие для него и для других работников. Этот работник – пример, подопытный кролик, частный случай, демонстрирущий общие процессы.

Но вот такой самозащищающийся работник, имеющий наглость указывать на обстоятельства, в которых находится не он один, и становится “шантажистом”, “деструктивным эгоистом”, необыкновенно удобным врагом. Он не замажет вас краской, не лишит возможных выставок и продаж, не выставит за порог “нашей главной институции”. Вы боретесь против него и за будущее “украинской арт-сцены”, – а заодно и за интересы начальства Арсенала. Что ж, так сложилось, – но вы ведь все равно критичны к жесту Заболотной, правда?

“Бойкот бойкота” является упражнением в риторике самооправдания. А самооправдание становится вынужденным заместителем самозащиты.

Также “бойкот бойкота” является глупостью – поскольку сохранение status quo предполагает право Арсенала на дальнейшие действия в том же духе. И никто не знает кто же будет наказан “за дерзость” следующим. Конечно, если быть благонамеренным и не дерзить, то вроде бы и не должны наказывать. Но кто знает какое начальство заявится в Арсенал следующий раз, и какие приступы усердия это вызовет. Представляете, – если не Янукович, а Путин? Или если не Митрополит Киевский, а Патриарх Московский? Может случайно достаться и кому-то благонамеренному.

Впрочем, возможно, украинская художественная сцена достойна своего Арсенала. Власть, знающая как реагировать на “дерзость некоторых художников” поддерживается “бойкотом бойкота” другими художниками. Обращение массового недовольства (а массовым оно становится на глазах) на протестующих, на тех кто подрывает нынешнее нищее благополучие, укрепит кресло, начавшее было шататься. Скоро вернется уверенный тон в отдающем приказы голосе.

Поспособствовать изменениям в процессе диалога с институцией? – и мне бы этого хотелось. Но дело в том, что институция уже твердо знает, что со стороны художника “це був продуманий піар-крок і комерціалізація власного імені”, что “це був підступний, заздалегідь продуманий крок по відношенню до “Мистецького Арсеналу” із метою подальшої спекуляції на власну користь”. Да, именно это я и имею в виду – персональная убежденность одной чиновницы и является “знанием”, которым обладает Арсенал. И эта убежденность основана на том, что “виновата жертва”.

Конечно, можно приходить и доказывать, что все было совсем иначе, что сочетание страха и вседозволенности привело к катастрофе, что стоит одуматься, признать ошибку, дать гарантии, что такое не повторится. Но надо помнить, что никакого равноправного диалога здесь нет и близко. Что могут нанять маляров чтоб замазать тебя черным, нанять статусного мудреца-”туала”, чтобы он изящно опроверг тебя, а если не поможет – нанять охранников чтоб вышвырнули тебя вон. Но, я все равно собираюсь пойти на дискуссию и говорить – не опираясь на признание Арсеналом моего права на речь. Говорить как идиот с улицы, припершийся в приличное место, как никто, как каждый. И лишь в таком качестве я имею возможность быть там услышанным.

Высказывание, произведенное во “взаимовыгодном сотрудничестве” с Арсеналом и на его территории, обесценено изначально, – не устаю повторять это. Ты говоришь когда тебе дали слово, – а находящемуся рядом с тобой затыкают в это время рот. И твоя речь, пусть она и будет критической, оправдывает право на насилие самим фактом своей официальности, своего признания. Нет, если бы эта институция, будь она сколько угодно “провластной”, “капиталистической” и даже “клерикальной”, знала, что границы твоего высказывания, даже “оппозиционного”, неприкосновенны, – то ты мог бы работать через принцип автономной критики. Мол, я здесь, я на территории собственного высказывания, вам меня не достать. Но они взяли и достали, без лишних внутренних терзаний. Жестокость невинности. Теперь они говорят “Приходите к нам снова. Мы не считаем, что мы неправы, не считаем, что была цензура, но вы можете снова попробовать, – авось на этот раз не заметим, не накажем, не закрасим”.

Поэтому отказ сотрудничать, отказ от получения санкции на высказывание – это защита содержания высказывания. Внешняя, а не “потенциально включенная” позиция делает разговор с Арсеналом осмысленным.
Источник

You may also like...